— Не поминай Бога всуе, — с важным видом ответила Милдрэд и отвернулась, пряча улыбку. Уверения, что Артур послушает только ее, были приятны. Поразмыслив немного, она решила проверить, так ли это.
Ее шаги были почти не слышны на мягком дерне тропинки. Артур не оглянулся, когда она подошла и остановилась немного позади него, не зная, с чего начать. Но он все же заговорил первым.
— Этот кряж называют Бервинским, — сказал он, указывая на запад, где гордо высились темневшие в лунном свете горные вершины Уэльса.
Милдрэд посмотрела на указанную возвышенность, плавно переходившую в гряду отдаленных холмов.
— Красиво!
— Здесь все красиво. Когда-нибудь я покажу тебе те места.
«До чего же он самонадеян! Так я и пошла за ним, куда глаза глядят», — подумала Милдрэд, но невольно заволновалась. Уйти с ним… Куда угодно…
— Рис уже не сердится на тебя, Артур.
— Я тоже на него не сержусь.
— Но зачем ты обидел его?
— Действительно — зачем? Он и так бедолага — да поможет ему Бог! А рассердился я из-за тебя. И это было глупо. Он ведь Рис Недоразумение Господне. Хотя пуще всего не любит, когда его так называют.
— Откуда же такое прозвище?
В темноте она ощущала его взгляд, но сейчас это было приятно, и она присела на траву неподалеку от него. И почему-то сейчас совсем не думала о том, что сообщила ей об Артуре вдова шерифа.
— Я бы рассказал тебе… если поклянешься никому не говорить.
— Клятва — это важно. Я так просто не разбрасываюсь клятвенными заверениями. Но даю слово, что никому ничего не скажу… если ты попросишь.
И тогда он рассказал ей самую странную историю, какую ей только доводилось слышать.
Оказывается, Рис, как и Артур, был подкидышем в аббатстве Святых Петра и Павла. В приют для младенцев Риса поместили на год позже, но в воспоминаниях Артура он был всегда рядом, с самого детства. Они росли и воспитывались вместе: учились грамоте, пели псалмы, зубрили латынь, а в свободное время ныряли в воды Северна или гоняли на берегу с мальчишками из Шрусбери свалянный из шерсти мяч. И Артуру никогда не приходило в голову, что с его рыжим приятелем что-то не так. Ну разве что Артуру, как более старшему, порой приходилось защищать Риса в потасовках, да и с занятиями он ему помогал, так как учился не в пример лучше. Поэтому он несколько недоумевал, когда сначала наставник послушников, а потом и иные монахи стали то и дело уводить куда-то маленького Риса. А когда тому исполнилось одиннадцать, неожиданно его забрали из мужского монастыря и перевели… в женский. Пораженному Артуру сообщили, что Рис оказался… девочкой. И теперь он будет жить под покровительством матушки Бенедикты.
Но так как Артур считался любимчиком настоятельницы и мог приходить к ней, когда пожелает, он узнал от нее, что хотя его приятеля поселили среди юных воспитанниц монастыря, тот ведет себя вызывающе, дерзит сестрам, обижает девочек, отказывается от работы. Его то и дело отправляли в карцер, и в знак протеста Рис отказывался есть, доводя себя до полного истощения. В итоге настоятельница потребовала, чтобы братья избавили обитель от дерзкой Уинн, как называли Риса в ее монастыре. Рис был рад вернуться, но опять монахи ломали головы, оглядывали его, спорили, пока не пришли к выводу, что Рис все же девушка, так как у него стала развиваться грудь, и его снова отправили под опеку монахинь. Вот тогда-то его и нарекли этим прозвищем — Недоразумение Господне.
Рассказывая все это, Артур упускал множество не предназначенных для девичьих ушей подробностей, вроде того, как Рис по-мужски мочился перед сестрами, как задирал монашкам и послушницам подолы и вел себя, будто дерзкий подросток, пока его вообще не выгнали из монастыря. Артура тогда не было в Шрусбери, он не знал, что Рис стал изгоем и жил, прося подаяние у стен монастырей, связался с преступниками и даже подался к разбойникам из Долгого Леса. Но и там Рис не ужился: никто не мог понять, кто он — парень или девчонка, и когда возникали подобные недоразумения… Трудно представить, какие муки выпали на долю бедолаги Риса, когда его то пытались изнасиловать, то унижали и избивали, ибо сам Рис считал себя парнем, хорошо научился драться и вел жизнь волчонка, готового сцепиться с любым, кто считал его девочкой.
Когда Артур нашел приятеля, тот был едва живой. Но Артур его не оставил: привел в труппу бродячих фигляров, которые даже умудрились зарабатывать деньги при помощи этого странного существа — Рис метко стрелял из лука по мишеням, ловко метал ножи и вел себя как парень, а то вдруг наряжался в откровенные платья танцовщиц и пленял пораженных зрителей плясками и юной грацией совершенного девичьего тела. Однако, — уточнил Артур, — сам Рис уверен, что он парень, и готов отстаивать это с помощью кулаков. Драться-то его у разбойников отменно научили, Милдрэд сама видела.
— Ну, что ты теперь скажешь? — после долгой паузы спросил Артур у притихшей саксонки.
— Гермафродит, — произнесла она через время. — Я читала о таких, но думала, что это не более чем выдумки. Бедолага Рис. Действительно Недоразумение Господне.
— И ты не станешь его теперь презирать? — в голосе Артура сквозило неподдельное волнение, но Милдрэд его успокоила. Сказала, что они и впрямь подружились с Рисом и он по-своему славный.
— Это ты славная, — мягко произнес юноша.
— Вот и ты будь славным. А теперь идем к костру, а то похлебка брата Метью совсем остынет.
В тот вечер, несмотря на ссору, у них неожиданно получились приятные посиделки. Милдрэд полюбопытствовала, кто такая Игрейна, с которой ее сравнивал брат Метью, и ей поведали… скорее даже не поведали, а исполнили сказание о прекрасной Игрейне, матери короля Артура — так, словно давали представление перед знатными особами. Милдрэд еще не забыла, как эти трое смогли очаровать целую толпу в Шрусбери, однако тут, меж пологих холмов пограничья, под сиявшим молодым месяцем, среди раскинувшихся звездных небес и при свете костра, — это было великолепно. Словно из мглы веков начинала звучать приглушенная музыка свирели, на которой заиграл Рис, рокотал бубен в руках брата Метью, отзывались мелодичным звоном струны, и голос Артура завел рассказ о том, как древний король Британии Утер Пендрагон лишился покоя от взгляда синих глаз прекрасной Игрейны, жены корнуоллского графа Горлуа. Но Горлуа был могущественным лордом, он мог не считаться с волей короля и увез свою прекрасную супругу в отдаленный замок Тинтагель среди скал на морском побережье, столь неприступный, что Утер не мечтал увидеться с той, без которой отныне не мыслил жизни.
Вновь рокотали струны, подобно грохоту волн, выражая страдания влюбленного короля, его гнев и горе. Но тут под плавные переливы виолы, на которой заиграл Рис, Артур поведал, как к Утеру явился могущественный маг и друид Мерлин, пообещав свести Утера с Игрейной, однако поставил условие: если у них родится дитя, то он, Мерлин, заберет его к себе. Горевший страстью король согласился. И тогда Мерлин придал королю облик Горлуа, и пока сам корнуоллский граф был в отлучке, Утер под видом хозяина проник в Тинтагель. Стража беспрепятственно пропустила его, а леди Игрейна приняла мнимого супруга на ложе.