Билли откашлялся и воздел руки к небу, словно стараясь призвать все умения, которые получил за шесть семестров на театральном, и таким образом завладеть вниманием своих зрителей.
— Тысяча девятьсот седьмой год! Жаркий вечер. Пятница, второе августа. — Его низкий зловещий голос заглушал отвлекающие уличные шумы. Словно Смерть, избравшая очередную жертву, Билли указал на противоположную сторону улицы. — Там, на площади, которая носит название Оксфордская, бьется сердце бостонского китайского квартала. Пойдемте со мной, и вы попадете в те времена, когда здешние улицы кишели иммигрантами. В душный вечер, пахнувший разгоряченными телами и неведомыми специями. Давайте перенесемся в тот вечер, когда в воздухе чувствовалось убийство!
Эффектно взмахнув рукой, он предложил группе следовать за ним к Оксфордской площади. Там туристы столпились вокруг своего экскурсовода, приготовившись слушать. Поглядев на то, какое внимательное выражение приобрели их лица, Билли решил: а сейчас пора очаровать их — заворожить так, как может заворожить лишь прекрасный актер. Он раскинул руки — рукава его одеяния затрепетали, словно атласные крылья, — сделал глубокий вздох и собрался заговорить.
— Ма-а-а-ам-мааа! — взвыл один из мальчишек. — Он дерется!
— Майкл, прекрати! — рявкнула мать. — Прекрати сию же минуту.
— А я ничего не делал!
— Ты донимаешь брата.
— Это он меня донимает.
— Может, вы хотите вернуться в гостиницу, мальчики? Хотите?
О боже, подумал Билли, хоть бы уж вы вернулись в гостиницу. Но братья продолжали стоять — сложив руки на груди и сердито поглядывая друг на друга, они отказывались воспринимать его истории.
— Как я уже говорил… — попробовал продолжить Билли, но заминка сбила его с толку. Ему даже показалось, что он услышал, как — пуффф! — эффектное напряжение улетучилось, словно воздух из проколотого шарика. Билли взял себя в руки и снова заговорил: — Стоял душный августовский вечер. На эту площадь после долгого трудового дня из прачечных и продуктовых магазинов толпой вывалили отдыхать китаезы. — Билли ненавидел слово «китаезы», но все равно заставил себя произнести его, чтобы нагляднее представить эпоху, когда газеты то и дело писали о «коварных и зловещих азиатах». Когда даже журнал «Тайм» считал уместным следующее описание: «Злоба — слабая полуулыбка на желтых, точно телеграфные бланки, лицах». В ту пору Билли Фу, американец китайского происхождения, мог бы стать лишь прачечником, поваром или чернорабочим.
— Здесь, на этой площади, вот-вот разразится сражение, — проговорил Билли. — Сражение двух враждебных китайских кланов, Аньлян и Хипсин. Схватка, которая обагрит это место кровью… Кто-то пускает шутиху. И вдруг площадь взрывается орудийным огнем! Напуганные китаезы толпами убегают прочь. Однако некоторые не в силах двигаться так быстро, и, когда выстрелы стихают, оказывается, что пять человек погибли или лежат при смерти. Они — всего-навсего новые жертвы печально известных кровавых войн между тонгами [2] …
— Мамочка, а мы можем уйти прямо сейчас?
— Тс-с-с! Слушай, что рассказывает дядя.
— Но он такой ску-у-учный.
Билли умолк — руки чесались схватить этого маленького сопляка за горло. Он смерил гаденыша ядовитым взглядом. На мальчишку это не произвело никакого впечатления — он лишь пожал плечами.
— В туманные вечера, вроде нынешнего, — сквозь зубы продолжал Билли, — порой можно услышать отдаленные взрывы таких шутих. Увидеть призрачные фигуры, пролетающие мимо в смертельном ужасе, — они по-прежнему стремятся укрыться от пуль, выпущенных в тот вечер! — Билли повернулся и взмахнул рукой. — А сейчас давайте отправимся на противоположную сторону Береговой улицы. К очередному обиталищу призраков.
— Мама. Мамочка!
Не обращая внимания на маленького засранца, Билли перевел группу через дорогу. «Улыбайся, продолжай болтать, — мысленно велел он себе. — От этого зависят твои чаевые». Ему нужно было продержаться всего-навсего час. Сначала они отправятся на улицу Наппа, а затем остановятся на улице Тайлера, возле игорного дома, где в девяносто первом убили пятерых мужчин. В китайском квартале хватало мест преступлений.
Билли повел группу по улице Наппа. Она скорее походила на узкий проулок, почти безлюдный и плохо освещенный. Когда огни и оживленное движение Береговой улицы остались позади, температура воздуха словно бы резко упала. Билли поежился и плотнее запахнул свой атласный халат. Он и раньше замечал тревожную смену климата, двигаясь по этому участку Наппа. Здесь ему становилось зябко даже теплыми летними вечерами, словно холод, давно поселившийся в этом переулке, не собирался рассеиваться. Похоже, туристы тоже заметили это — Билли слышал, как они застегивают куртки, видел, что они достают из карманов перчатки. Группа притихла, и слышалось только эхо их шагов, отражавшееся от зданий, что возвышались по обе стороны. Даже маленькие шкодники хранили молчание, словно ощутили перемену атмосферы. Здесь сохранилось нечто, поглощающее любой смех и любую радость.
Билли остановился возле заброшенного здания, вход в которое перекрывала запертая решетчатая дверь; окна первого этажа защищали железные прутья. Ржавая пожарная лестница карабкалась вверх — к третьему и четвертому этажам; там все окна были накрепко заколочены, словно должны были удержать внутри какого-то неизвестного пленника. Группа сбилась в тесную кучку, пытаясь согреться. А может, помимо холода, туристы чувствовали здесь присутствие чего-то еще, того, что заставило их сжаться тесным кружком, ища друг у друга защиты?
— Добро пожаловать на место одного из самых жутких преступлений в Чайна-тауне, — начал Билли. — Вывеска с этого здания исчезла, но девятнадцать лет назад за окнами, которые теперь зарешечены, находился небольшой китайский ресторанчик «Красный феникс», где подавали блюда из морепродуктов. Заведение было скромным — внутри помещалось всего восемь столов, — но славилось свежими моллюсками. Это случилось поздним вечером тридцатого марта, в сырую и холодную погоду. Тем вечером даже обыкновенно шумные улицы китайского квартала казались до странности тихими. В «Красном фениксе» работали всего двое — официант, Джимми Фан, и повар, нелегальный иммигрант из Китая по имени У Вэйминь. Тем вечером в ресторан пожаловали трое гостей, и этот вечер стал последним в их жизни. Потому что на кухне творилось что-то недоброе. Мы никогда не узнаем, почему у повара вдруг изменилось настроение и он впал в ярость. Возможно, виной тому долгие часы тяжелой работы. А может, он горевал из-за того, что был чужаком в незнакомой стране.
Билли немного помолчал. Его голос понизился до жутковатого шепота.
— Или же им овладела какая-то потусторонняя сила, некое зло взяло над ним верх. Оно заставило его вытащить пистолет и ворваться в зал. Зло по-прежнему обитает здесь, на этой темной улице. Нам известно лишь то, что повар прицелился и… — Билли осекся.