И впервые в жизни Ере удался по-настоящему командирский глас: его услышали и в последних рядах, и на дальних флангах. И ответили дружным:
– Наш вождь!
– За Приоту!
– За землю отцов!
Командующий вскинул кулак.
– Кто ведёт вас?!
– Ере Селтих! – рявкнул в ответ строй.
– Вождь! – прошептал Хильдер.
А где-то далеко-далеко взорвалась первая бомба.
На земле отцов. За землю отцов.
Помпилио резко сел в кровати.
Что разбудило? Звук? Да, пожалуй, звук…
Какой?
Вокруг спокойно. Не полная, конечно, тишина – откуда ей взяться, полной, тёплой осенней ночью в городе, битком набитом военными? – но и ничего подозрительного.
На первый взгляд.
Где-то тарахтит грузовик, за воротами перешёптываются часовые, в сарае шуршат крысы, на втором этаже скрипит кровать и кто-то тихонько стонет, бесстыдно рассказывая окружающим о получаемом удовольствии. По случаю необычной для осени жары окно открыто настежь, поэтому Помпилио слышит всю округу. Тарахтение – едва-едва; шёпот часовых – на грани восприятия; без стеснения орудующих крыс – великолепно; а любовников так, словно они расположились на полу его комнаты. Поганой комнаты, если уж на то пошло: маленькой, недостаточно чистой и пахнущей чесночной отрыжкой предыдущего постояльца. Полковник Ширадо ждал скандала, но дер Даген Тур не доставил ушерцу удовольствия: сухо поблагодарил за гостеприимство, распахнул настежь окно и улёгся спать.
И вот – резко сел в кровати.
Шумов в городе много, но все они привычные, естественные, их недостаточно, чтобы разбудить бамбадао и уж тем более заставить его почувствовать опасность. А она есть – опасность, прячется где-то в тишайшей, наполненной привычными звуками ночи, и нужно как можно скорее её услышать. И Помпилио быстро одевается, продолжая прислушиваться к доносящимся из окна звукам. Тарахтение грузовика, болтовня часовых, скрип кровати, тяжёлое дыхание, шныряющие крысы, тиканье часов – четыре утра, сереющее небо… нет, оно сереет бесшумно. И неохотно. На заре осеннее небо напоминает свинцовую озёрную воду. Нет, не сейчас, сейчас Аласор ещё летний, синий, серым он станет ближе к ноябрю…
Аласор!
Помпилио выходит через окно, поскольку понимает, что уже опаздывает. Нет, не Помпилио понимает – бамбадао. Встревоженный бамбадао срывает занавеску, шагает во двор и останавливается в его центре, повернувшись лицом к Аласору.
Едва различимый шум идёт оттуда.
– Что случилось? – Услышавший топтание часовой проскальзывает через калитку во двор и растерянно смотрит на адигена. Часовому сказали, что лысый – важная шишка, но не военный, и часовой не знает, как себя вести. – Что вы делаете?
– Что-то идёт с воды.
Дер Даген Тур повелительно отодвигает солдата, выходит со двора и почти бежит вверх по улице, к озеру. Обалдевший часовой топает сзади. Забыл, бедолага, что запрещено оставлять пост – такое впечатление произвело на него искажённое лицо лысого.
– Что идёт?
– Землеройки. – Помпилио поднимает голову, смотрит на зависший над Фадикуром ушерский доминатор и видит то, что ожидает: вспышку выстрела. А ещё через мгновение доносится грохот пушечного залпа – крейсер вступил в бой. – Объявляй тревогу, солдат, нас атакуют.
Иногда всё идёт именно так, как задумано, как надо и даже чуть лучше, с приятным бонусом. Не всегда, конечно, не часто, но так бывает. Как будто возвращаются долги за все упавшие маслом вниз бутерброды. Как будто кто-то решил: «Пора!», и за твоей спиной вырастают крылья. То ли собственные, то ли того, кто переворачивает для тебя бутерброды.
Иногда мы получаем удивительные подарки и говорим: «Повезло!» И сами же называем их чудом, забывая о литрах пота и кровавых мозолях, благодаря которым эти самые «подарки» нам дались. Забывая о бессонных ночах и нервных срывах, забывая о том, сколько труда нужно вложить, чтобы заработать право на чудо.
Трудно поверить, что ты всего добился сам, когда тебе удивительно везёт.
Селтих направил в Межозёрье в три раза меньше войск, чем накопили там ушерцы. Селтих планировал резкий удар и стремительное отступление, пока разозлённые волосатики не стёрли его отборные части в порошок. Селтих понимал, что гарпун должен ударить с математической точностью, и лично объяснил командирам озёрных флотилий, что подойти к цели нужно на рассвете, когда ленивые наблюдатели перестают пользоваться прожекторами, но в действительности ещё недостаточно светло, чтобы их ленивые глаза разглядели очертания небольших судов. Селтих объяснил, Селтих потребовал, Селтих пригрозил расстрелом, и моряки сделали.
Дозорные с патрульного доминатора подняли тревогу, когда катера оказались всего лишь в лиге от берега. Примерно через две минуты последовал залп из 120-миллиметровых орудий, отправивший на дно два приотских судёнышка, а ещё через тридцать секунд – как раз гремел второй залп – на доминатор набросились два галанитских импакто.
– Диверсия?!
– Атака! – Накордо понимает происходящее раньше Киры.
Он кубарем скатился с кровати и теперь прыгает на одной ноге, торопливо натягивая штаны. Получается плохо, потому что Драмара бьёт нервная дрожь, но сейчас такое время: всех бьёт.
– Какая атака? – Девушка хватает шелковый халат, через мгновение понимает дикость жеста и швыряет расшитую тряпку прочь. «В шкафу должен быть комбинезон!» – О чём ты?
– Селтих нас поимел!
Взрыв.
Сыплются стекла. Вопли.
Центр Фадикура – средоточие штабов и управлений, мозг группировки – пылает. Сначала на него рухнул доминатор – скорострельные орудия импакто превратили его в решето, – а затем посыпались тяжёлые гостинцы с подоспевших бомбовозов. Дома разлетаются в клочья, повсюду мечутся полуодетые люди, крики, выстрелы.
Взрыв. Взрыв.
Шнуровать ботинки Накордо не стал, надевать китель тоже – хватит рубашки; выдернув из кобуры пистолет, он подскакивает к окну, а через пару секунд к нему присоединяется натянувшая комбинезон девушка.
Взрыв. Взрыв. Взрыв.
Бомбы у проклятых землероек не заканчиваются, но Кире плевать на падающую с неба смерть.
– Десант! – кричит Накордо.
Серое небо украшено бессчётными белыми куполами, но на них девушке тоже плевать. Уже плевать, потому что… Она слышит мощные взрывы, видит поднимающееся над Аласором зарево и рыдает:
– Паровинги! Драмар, они зашли с воды!! Мои паровинги…
Превратились в костры.
Кажется, весь Аласор превратился в один большой костёр.
Для малых и средних катеров – прогулочных, почтовых, полицейских и рыболовецких – кузель слишком велик, и на них ставят обычные паровые машины, которые разгоняют лёгкие судёнышки до тринадцати, а то и шестнадцати лиг в час. Хорошо разгоняют, а потому малые и средние катера шли в строю лишь до тех пор, пока флотилию не обнаружили.