– Кира!
– Наверное, много. – Девушка посмотрела на отца и виновато улыбнулась: – Извини, я часто думаю об этом в последнее время.
Намекает, что он зачерствел и позабыл, что ведёт войну не ради Ушера, а ради ушерцев? Изводит за гибель Накордо?
Дагомаро хотел ответить резко, но сдержался. Погладил бороду длинными пальцами, едва слышно кашлянул, прочищая горло, выбивая из него недовольную интонацию, и коротко ответил:
– Меня тоже огорчают потери, но я не имею права быть слабым.
– Я вижу.
– Идёт война.
– Я знаю.
Дагомаро тяжело вздохнул.
То, что дочь изменилась, консул понял, едва увидев Киру. И даже охватившая его радость, невероятная, совершенно невозможная радость, не помешала ему понять, что из Линегарта вернулась другая девушка. Её взгляд, её голос, даже жесты – изменилось всё. Но радость уничтожила страх, растоптала ощущение полнейшей безнадёжности, что сковало Винчера после исчезновения дочери, подарила консулу несколько дней эйфории. Радость заставила Дагомаро плюнуть на подмеченное. Кира вернулась, всё остальное не важно. Несколько дней Винчер не обращал внимания на происходящее, полагаясь на универсальное средство: «Время лечит», и лишь потом понял, что лекарство не работает.
Смерть Драмара лишила Киру интереса к жизни.
Она не перестала за собой следить: переодевалась к обеду и ужину, принимала ванны, пользовалась косметикой; не прикладывалась к бутылке, не плакала дни напролёт в своей комнате, но её глаза потухли.
И Винчер стал бояться, что навсегда.
О своих злоключениях в Межозёрье Кира рассказала, точнее – доложила, военной комиссии. Сухо, без лишних подробностей. Собственно, такой же скупостью отличались и её рассказы отцу. Попала в плен, была опознана и увезена в Линегарт к директору-распорядителю Арбедалочику, спасителем выступил Помпилио дер Даген Тур, который перебил охрану виллы, захватил паровинг, и на нём они пересекли линию фронта. Точка.
Но кое о чём Кира умолчала и только сейчас, по прошествии месяца, успокоившись и тщательно продумав разговор, сообщила отцу важную деталь:
– Арбедалочик попытался меня изнасиловать.
– Что? – Винчер поперхнулся кофе. – Что ты сказала?
Они завтракали в большой столовой, окна которой выходили в сад. Слуги, естественно, навострили уши, однако Дагомаро жестом услал их прочь, откашлялся и повторил:
– Что?
– Извини, что выливаю на тебя грязные подробности, но больше я не могу держать их в себе.
– Я – твой отец, – мягко произнёс консул. – С кем ещё ты можешь поделиться?
– Да, больше не с кем. – Кира выдержала расчётливую паузу и добавила: – Теперь.
Винчер прикусил язык. Он понимал, что рано или поздно дочь найдёт кого-то, кому доверится больше, кто встанет рядом, отодвинув его в сторону. Понимал, а потому не ревновал к Драмару. Заставлял себя не ревновать. Видел, что Кира счастлива, и искренне радовался за дочь. И теперь страдал не меньше девушки.
Только не за Накордо, а за неё.
– Арбедалочик планировал разъярить тебя, – ровно продолжила девушка. – Хотел показать, что собирается сделать с Кардонией.
– Что он уже делает с Кардонией, – поправил дочь консул.
– Он ещё не победил.
– Но уже насилует.
Дагомаро едва сдержался, чтобы не рассказать Кире о КЧД, о том, что вытворяют люди Дробинского на освобождённых территориях. Но сообразил, что разговор затянется, и передумал. Допил кофе и усмехнулся:
– То есть я обязан дер Даген Туру больше, чем думал?
– Получается так, – подтвердила девушка.
– Кстати, что Помпилио делал на вилле Арбедалочика?
Вопрос прозвучал небрежно, мол, не знаешь – не говори, мне всё равно, но вопрос тем не менее прозвучал. И Кира, до последнего момента надеявшаяся, что отец не спросит, пожала плечами:
– Разве он не рассказал?
– Положение дер Даген Тура позволяет ему не отвечать, если он того не хочет, – недовольно произнёс Винчер. И поспешил объяснить свой интерес: – Сенаторы предполагают, что адигены ведут с Приотой тайные переговоры.
Это предположение он выдумал только что.
– С галанитами? – Кира покачала головой. – Скорее в Пустоте расцветут сады.
– Я-то с тобой согласен, – мгновенно отозвался консул. – Но сенаторы у нас впечатлительные, особенно сейчас, во время войны.
Повторять вопрос Дагомаро не стал, однако взгляд остался вопросительным, и девушке пришлось ответить:
– У меня сложилось впечатление, что Помпилио обвиняет Арбедалочика в смерти Лилиан.
Фразу Кира заготовила давно, поэтому прозвучала она естественно.
– Любопытно. – Винчер сделал вид, что удивился. – Теперь я понимаю, почему дер Даген Тур всё это время сидел в Унигарте.
После этого привстал и налил себе ещё кофе.
– Ты считаешь, что Огнедела наняли? – тихо спросила Кира. Официальная версия гласила, что знаменитый террорист действовал по собственному почину.
– Его могли нанять, – уточнил Винчер. – Помпилио поговорил с Арбедалочиком?
И замер, пристально глядя на дочь. И тем ответил на все её вопросы.
– Разговор получился коротким, – медленно произнесла Кира. – Я убила галанита, как только добралась до пистолета.
– Ранила.
– Две пули в грудь, – прищурилась девушка. – Я была уверена, что Арбедалочик мертв.
– Не зря он производил впечатление крепкого парня, – усмехнулся Дагомаро. – Что Помпилио успел спросить?
«Ну зачем, зачем ты продолжаешь? Ведь я уже всё рассказала!»
Кира получила ответы, но разговор продолжался, и каждый новый вопрос отца рвал девушке душу. Она едва владела собой, но сумела выдержать ровный тон.
– Помпилио спрашивал об Огнеделе.
– Что ответил Арбедалочик?
– Захрипел, размазывая кровь по груди. – Кира помолчала. – Если тебе интересно, мы с Помпилио ушли после второго выстрела.
На несколько секунд в столовой установилась тишина, затем Винчер вздохнул и накрыл ладонью руку дочери:
– Тебе много пришлось пережить, и я сожалею, что не был рядом. Прости меня.
– Тебе не за что извиняться, папа, – тихо ответила Кира, глядя отцу в глаза. – Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, дочь.
– Тебе пора.
Дагомаро хотел сказать что-то ещё, но не стал. Посмотрел на часы, кивнул и вышел из гостиной, на ходу превращаясь из заботливого отца в жёсткого консула, ответственного за целое государство.
Но изменился не только он.