– Я не понимаю, – признался Аксель. – Пусть вы отрицаете насилие, пусть оно находится за пределами вашего мировоззрения, если вам так нравится, но… Но ведь вы потратили годы на жесточайшие тренировки, оружие стало частью вас, неужели вы не испытываете чувство гордости, достигая цели? Ведь смерть врага – это результат вашего труда, ваших усилий.
– Всё зависит от того, как враг стал твоим врагом. Иногда бывает так, что принесённое им горе не способна смыть даже кровь. – Дер Даген Тур остановился и, глядя на серый, насупленный Банир, произнёс: – И ещё важно, куда ты идёшь.
«Опять загадка?»
Но адиген ответил на неё сразу же.
– Моя нынешняя цель недостойна, Добрый Маркус не одобряет того, что я делаю, но вот здесь, – Помпилио прикоснулся к левой стороне груди, – здесь очень сильно болит. Я знаю, что мёртвые враги не смогут излечить меня, но боль гонит вперёд, боль требует убивать. И я убиваю. Происходящее неправильно, я зол, я иду против заповедей, я исказил насилием Высокое искусство, но не могу иначе. В конце концов, я человек.
Почему дер Даген Тур выбрал на роль исповедника именно его? Почувствовал родственную душу бамбальеро? Почувствовал уважение к тому, кто спас его жизнь? Или же ему не с кем больше поговорить?
У Крачина не было ответов на эти вопросы, зато он точно знал, что должен сказать. Искренность за искренность.
– Я хочу остаться на Кардонии, поскольку понимаю, за что я тут сражаюсь. Меня тошнит от маршальских междоусобиц, от повстанцев, которые воюют только для того, чтобы воевать, и от всего дерьма, что творится на Эрси. Но Эрси – моя родина, я не хочу, чтобы ко мне домой пришла Компания.
– Мы оба делаем не то, что хотим, несмотря на то, что можем выбирать, – вздохнул Помпилио. – И будем за это наказаны.
– Богом? – криво улыбнулся Аксель.
– Людьми, – убеждённо ответил дер Даген Тур. – Бог мудр и добр. Бывает, мы его огорчаем, но никогда не злим.
* * *
– Солонину возьмёшь? Свежайшая, только из Приоты. Можно на вес, можно сразу бочку, но только за золото. У тебя есть золото?
– Я вегетарианец.
– Какой?
– Желудок слабый, мясо не переваривает. Ты, наверное, слышал о кышташмыльской непроходимости? Я стал её жертвой. Ужасные ощущения.
Однако уличный брокер не отлипал. То ли почуял, что имеет дело с нужным человеком, то ли болтался под кайфом: его зрачки были изрядно расширены.
– Отличная солонина, приятель, десять цехинов за бочку. Ты наваришь вдвое, если продашь в розницу. У тебя есть десять цехинов?
– У меня нет денег, я бессребреник. Слышал о такой болезни? Очень заразная, так что берегись.
Война не обошла стороной Запределье, ещё больше расслоила его обитателей: у одних прибавилось проблем в виде дорожающей еды, другие жирели на её контрабанде. Брокер, судя по всему, относился к первым: костюм драный, на шее едва подсохшая царапина, пальцы прыгают, губы дрожат, но голос звучит твёрдо, и слова скользят уверенно, сказывается опыт.
– А девять цехинов? Я могу сделать скидку. У тебя есть девять цехинов?
Скорее всего, знака брокера ожидали громилы, готовые воткнуть Бабарскому нож в брюхо и за девять, и за три, и даже за один цехин. И за кусок солонины, если бы он оказался у случайного прохожего.
– Последнее предложение: восемь цехинов.
– Ты ему надоел. – Здоровяк появился неожиданно, вынырнул из подворотни и уверенно преградил брокеру дорогу. – Понятно?
А для усиления эффекта продемонстрировал короткий рыбацкий нож – отличительный знак ребят Серого Штыка. Дальнейших пояснений не понадобилось.
– Извините, – пролепетал побелевший брокер. Даже наркотики не помешали ему сообразить, что он действовал на нервы серьёзному и уважаемому человеку. Пусть толстенькому, пусть маленькому, зато имеющему вес среди ребят самого Штыка. – Я не знал!
– И потому жив, – буркнул здоровяк. – Проваливай.
– Уже.
Но окончания диалога Бабарский не расслышал. Войдя в «Поддай пару!», он уверенно направился за двери «кабинета», едва заметно кивнув охраняющим её «солдатам», и радостно поприветствовал уголовника:
– Серый!
– Привет, мой невысокий толстый друг, – осклабился Штык. – Давно не виделись.
Поначалу, в первые минуты знакомства, которое произошло несколько месяцев назад, Серый не воспринял Бабарского всерьёз, даже несмотря на поручительство такого авторитетного в Омуте человека, как Умный Зум. ИХ показался Серому недостойным болтуном, но эту ошибку совершали самые разные люди с самыми разными для себя последствиями. Штыку, к примеру, повезло: он вовремя сообразил, что вечно чихающий и сморкающийся толстячок с длинными чёрными волосами действительно отвечает за свои слова, и заключил с ИХ необычайно выгодную сделку.
– Опять с проблемами?
– Опять с предложением.
– Что на этот раз?
ИХ огляделся, несмотря на то, что Штык всегда оставался с ним один на один, достал из кармана платочек, чихнул и вежливо произнес:
– Извини.
– Да хоть сто раз ещё чихай, – благостно разрешил бандит.
В качестве платы за прошлое сотрудничество толстенький вернул с лингийской каторги племянника Серого, его названного сына и официального наследника. А поскольку провернуть такой фокус мог лишь необычайно влиятельный человек, Штык проникся к чернявому толстячку запредельной симпатией. То есть уголовник понимал, что спасла наследника птица другого полёта, но оценил, куда толстячку доводится залетать.
– Не смешно, дружище, я и в самом деле тяжко болен. – Суперкарго вздохнул и высморкался. – Кстати, твои рекомендации здорово помогли мне в Линегарте.
– Рад слышать, что моё слово до сих пор ценится.
– Тебя уважают.
Штык вяло махнул рукой, показывая, что ему приятно, но лучше поговорить о делах.
– А нынешний мой интерес связан с главной унигартской тюрьмой, – сообщил Бабарский. Он превосходно читал жесты.
– Собрался за решётку? – хмыкнул Серый.
– Воспользуюсь услугами тех, кто уже там.
Штык дураком не был, в противном случае он не сумел бы так долго править самым крупным бандитским кланом Унигарта, однако замысловатые речевые конструкции Бабарского периодически ставили его в тупик.
– Объясни.
– Сейчас. – ИХ проглотил пилюлю, запил её водой из фляжки и, пробормотав что-то насчёт «проклятого сквозняка», уточнил: – В тюрьме есть твои ребята? В смысле, сидят?
– Конечно, сидят, – осклабился Штык. – Мы ведь немножко бандиты, мой толстый друг, а бандитов принято сажать за решётку.
– Серьёзные ребята среди них есть?
– Насколько серьёзные?