Она ответила ему прямым твердым взглядом.
— Энтони, я представляю собой больше, чем ты можешь вообразить, и вместе с тем воплощаю твои самые сокровенные мечты. Я та, чью любовь к тебе ты не в силах изменить. Я та, кому ты можешь доверять. Я — голос ветра, улыбка луны, я вода, освежающая все живое. Я обыкновенный ветер, который налетает без предупреждения и сбивает тебе дыхание. Я огонь и ярость, сражающиеся со всем, что ты не считаешь Истиной, что причиняет тебе боль и мешает быть свободным. Я — Ткач, ты — мой любимый цвет, а он, — женщина кивнула в сторону Иисуса, — он — весь гобелен целиком.
Воцарилась священная тишина, и некоторое время все трое наблюдали, как тлеют угли, то ярко вспыхивая, то затухая в унисон с невидимым дыханием очага.
— Пора, — прошептала Бабушка.
Иисус взял Тони за руку.
— Подарок, о котором я говорил тебе, Тони, заключается в том, что в предстоящем путешествии ты можешь по своему выбору излечить от болезни одного человека, но только одного. И когда ты выберешь этого человека, твое путешествие окончится.
— Я могу вылечить кого-то? Ты хочешь сказать, что я способен вылечить любого, кого захочу?
Тони был потрясен. Он сразу мысленно вернулся в прошлое, к постели Габриэля в палате интенсивной терапии; он вспомнил, как рука пятилетнего мальчика выскользнула из его руки и упала на простыню. Он надеялся, что никто не читает сейчас его мысли. Сам он считал это маловероятным.
Прокашлявшись, он повторил вопрос:
— Любого?
— При условии, что человек еще не умер, — уточнила Бабушка. — Воскрешение мертвых тоже возможно, но обычно ни к чему хорошему не приводит.
Вдруг все движения будто замедлились, словно перед глазами у Тони поплыла череда отдельных кадров. Речь тоже стала немного бессвязной, но он был уверен, что Бабушка и Иисус его понимают.
— Я хочу, чтобы не осталось неясностей. Любого? Я могу вылечить любого, кого захочу? Я способен на это?
Иисус наклонился к нему.
— Да, ты можешь вылечить любого человека, но не самостоятельно, а с моей помощью. Это я вылечу выбранного тобой человека через тебя. Но физическое исцеление всегда временное. Даже вероцелители в конце концов умирают.
— Так значит, любого.
— Да, Тони, кого угодно. — Иисус улыбнулся, но постепенно улыбка стала исчезать с его лица, и Тони протянул руку, словно желая вернуть ее.
— Ну что ж, ладно, — пробормотал он едва слышно. — Хорошо! Разреши тогда задать еще вопрос: я что, должен уверовать в Бога, чтобы это сработало? — Он опять посмотрел на последние угли в очаге, все еще распространявшие ощутимое тепло. Он не был уверен, что правильно расслышал ответ Иисуса. Впоследствии ему казалось, что Иисус сказал: «Исцеление никак с тобой не связано, Тони».
Он лег — и начал ускользать куда-то.
Известно: чем меньше осталось пройти,
Тем больше рискуешь сбиться с пути.
Пол Саймон [18]
На Портленд опустилась ночь. Где-то за облаками, которые, казалось, навечно зависли над городом, поливая его дождем, плыла полная луна, и в приемном покое университетской больницы начался обычный для полнолуния наплыв пациентов. В блоке интенсивной нейрохирургии на седьмом этаже все было, к счастью, тихо и спокойно, не считая привычной суеты медперсонала, работавшего в размеренном, давно установившемся ритме, и жужжания различных контрольных устройств и прочей электроники.
Доктор Виктория Франклин, заведующая отделением нейрохирургии, совершала обычный вечерний обход с группой студентов, которые следовали за ней, как цыплята за наседкой; каждый надеялся чем-то выделиться из общей массы, но не в худшую сторону. Доктор Франклин была невысокая афро-американка довольно непрезентабельной внешности, но цепкие глаза и властная манера моментально приковывали к ней внимание.
Дошла очередь до палаты номер 17. Подойдя к кровати, курирующая студентов молодая женщина-ординатор просмотрела записи на листке, закрепленном рядом на стене.
— Это мистер Энтони Спенсер, — сказала она. — Через пару недель ему исполнится сорок шесть… если он доживет, конечно. Он бизнесмен и уже дважды обращался в нашу больницу. В первый раз у него было порвано ахиллово сухожилие, во второй начала было развиваться пневмония, в остальном же он не жаловался на здоровье. Вчера поступил к нам с двойной травмой головы, довольно большой раной на лбу и сотрясением мозга — вероятно, вследствие падения на бетонный пол; этим же объясняется кровотечение из правого уха.
— Подобное кровотечение является симптомом… чего? — задала наводящий вопрос доктор Франклин.
— Трещины в основании черепа, — ответила ординатор. — Пациент едва не скончался, когда прибывшая на место бригада пыталась зафиксировать его позвоночник. Он был немедленно доставлен сюда, и обследование выявило субарахноидальное кровоизлияние и менингиому в центральной части лобной доли мозга, под серповидной складкой.
— И какова общая картина? — спросила заведующая.
— Крайне необычное сочетание трех факторов: травмы, аневризмы и опухоли.
— В каком полушарии опухоль?
— М-мм, мы точно не знаем, но часы он носил на правой руке.
— И почему это важно?.. — обернувшись к студентам, спросила заведующая.
— Э-э, он левша?
Пока заведующая и ее свита обменивались вопросами и ответами, прежде чем перейти к следующему пациенту, в соседнем здании, на десятом этаже Детской больницы Дорнбеккера, происходил более напряженный разговор.
Молли Перкинс была измотана и раздражена. Жизнь матери-одиночки и так-то не сахар, а в такие дни — просто невыносима. Считается, что Бог не нагружает на человека больше, чем тот может вынести, но Молли казалось, что она уже почти достигла предела своей выносливости. Учитывает ли Бог тот груз, который она взяла на себя добровольно, в дополнение к тому, что ей полагалось по норме? А тот, который взвалили на нее другие? Молли надеялась, что учитывает.
Она беседовала с дежурным врачом. Молли вела подобные беседы уже месяца четыре. Она понимала, что доктор не виноват в ее горе, но в данный момент это не имело значения. Ему просто не повезло, он попал под горячую руку, и Молли обрушилась на него со всеми своими бедами. Но доктор сочувствовал ей и терпеливо ждал, пока она сбросит скопившееся напряжение. В двадцати метрах от этого самого места ее бесценная четырнадцатилетняя дочь Линдси умирала от миелолейкоза и от лекарств, которые были ей прописаны, чтобы заставить это слабое дрожащее человеческое существо сопротивляться болезни. Молли сознавала, что в больнице полно других пациентов, которые так же, как ее Линдси, ведут борьбу с собственным организмом. Но она слишком устала, чтобы думать о чем-либо помимо собственного несчастья.