В больнице было немало сострадательных людей вроде того, которого атаковала Молли. Они самоотверженно сражались на переднем крае, и хотя позже, в тиши своего дома, могли оплакать умерших пациентов, во время работы они держали себя в руках. Их преследовало чувство вины за то, что они продолжают жить, смеяться и любить, в то время как другие, часто совсем юные и невинные, гибнут, несмотря на все их старания.
Всем родителям, как и Молли Перкинс, нужно было, чтобы кто-то развеял их сомнения, придал им уверенности — даже тогда, когда оснований для нее не было. Все, что могли сделать врачи, это сообщить какие-то новые факты, показать диаграммы, попытаться объяснить происходящее и смягчить возможные или неизбежные удары судьбы. Конечно, бывали и победы, которые, впрочем, не уменьшали горечи потерь, особенно если последние шли одна за другой.
— Завтра мы сделаем еще несколько анализов, миссис Перкинс, и посмотрим, далеко ли еще до той точки, где количество лейкоцитов достигает нуля. Знаю, вы уже много раз слышали подобные объяснения. Прошу прощения, если это выглядит как уловка, чтобы успокоить вас. Вы сможете прийти завтра? Линдси будет легче, если вы будете рядом.
— Да, я приду.
Молли поправила прядь белокурых волос, которая вечно не хотела находиться на положенном месте. Что-то скажет ей босс? Рано или поздно терпение у него лопнет. Не может же он вечно заставлять других работать за нее. Хотя Молли работала сдельно и платили ей только за выходы, пропуски все равно нарушали общий график. Большинство сотрудников относились с пониманием к ее ситуации, но у них были свои заботы, свои семьи и дети.
Молли взглянула на сидевшего неподалеку шестнадцатилетнего Кэбби. Он просматривал альбом с фотографиями родственников и друзей, который всегда брал в больницу, чтобы скоротать время. Парень покачивался взад-вперед на стуле в такт какому-то ритму, не слышному посторонним. Он был занят делом, и слава богу. За ним нужен глаз да глаз.
Почувствовав на себе взгляд Молли, Кэбби поднял голову, улыбнулся своей неотразимой улыбкой и приветственно помахал рукой. Молли послала ему воздушный поцелуй. Кэбби — ее первенец, плод истинной любви, как она думала поначалу. Тед был с нею вплоть до того момента, когда впервые взглянул на плоское круглое лицо новорожденного, его раскосые глаза и маленький подбородок. Романтический идеализм, который воодушевлял любовника Молли, наткнувшись на неожиданное препятствие, потерял управление и разбился о реальность ежедневной самоотверженности.
Оба они — и Молли, и Тед — были здоровы и полны наивного юношеского оптимизма в борьбе с общим врагом — окружающим миром. Не желая подчиняться системе, они отказались от патронажа во время беременности и сопутствующих анализов. Но даже если бы Молли знала, как все обернется, в ее отношении к сыну ничто бы не изменилось. После первого потрясения, когда у мальчика выявили нарушение когнитивных функций, ее любовь к сынишке только возросла и стала отчаянной. Молли никогда не сможет забыть выражение горького разочарования на лице Теда, и чем сильнее она любила их невинно обделенного мальчика, тем меньше становилась любовь Теда к ней. Она не желала сдаваться и спасаться бегством, он же сделал и то и другое.
В связи с рождением ребенка, не отвечающего их ожиданиям, некоторые мужчины, вдруг осознав, что они смертны, или столкнувшись с разочарованием и повышенным вниманием посторонних, пытаются оправдать свою трусость прекраснодушными речами и ускользают через черный ход. Тед даже не соизволил попрощаться. Через три дня после рождения Кэбби Молли вернулась в их небольшую трехкомнатную квартирку над баром, в котором она работала, и не обнаружила никаких следов Теда — словно он никогда и не жил здесь. И за все последующие годы она ни разу не видела его и даже не слышала о нем.
Неожиданные события раскрывают глубину человеческого сердца. Незначительная двусмысленность, малейшая разоблаченная ложь, лишняя хромосома, [19] внезапное столкновение иллюзии с реальностью, крушение идеала — почти любая неожиданность может застопорить колесо жизни и показать, что уверенность, будто держишь все под контролем, совершенно безосновательна.
К счастью, большинство женщин, в отличие от некоторых мужчин, не выбирают в таких случаях бегство, и Молли лишь яростнее боролась с потерями, вкладывая всю душу и все сердце в ребенка. Она назвала его Карстеном в честь своего прадедушки — по той простой причине, что имя всегда ей нравилось, а о прадедушке она слышала много хорошего. Но сам мальчик предпочел имя Кэбби, так как ему было легче произносить его. «Хорошо еще, что не Велик», — думала она.
Примерно через год после рождения Кэбби Молли как-то поддалась ласковым речам одного из завсегдатаев бара, вошедшего в раж после выпивки. Лицо парня выражало доброту, он сочувственно и подолгу держал ее руку в своей. У Молли хватало опыта в таких делах, но тяжесть повседневного существования притупила ее бдительность, а сердце, желавшее близости, заглушило предупредительные сигналы. Для него она была просто очередным неодушевленным трофеем, женщиной на одну ночь, средством, позволяющим проявить лишний раз любовь к самому себе. Для нее же эта случайная связь стала толчком к изменению всей жизни. С помощью социальных работников, друзей и церкви, в чьих стенах немало живых сердец, Молли переехала на новую квартиру, нашла другую работу и спустя девять месяцев родила Линдси Анну-Марию Перкинс, весом семь фунтов восемь унций, здоровую и темноволосую. Общество, в котором Молли вращалась, приняло новорожденную с радостью. И вот теперь, четырнадцать лет спустя, именно Линдси была смертельно больна, в то время как Кэбби, несчастный шестнадцатилетний даун с уровнем развития, как у восьмилетнего мальчика, был здоров и полон жизни.
— Простите, — обратилась Молли к врачу, — в котором часу, вы сказали, будет проводиться обследование?
— Мы хотели бы начать в два часа, и продлится это почти до конца дня. Вас устроит? — Врач ждал ответа, а Молли прикидывала, каким образом изменить рабочий график. Наконец она кивнула, и врач продолжил: — Давайте взглянем на ее последние результаты. — Указав на одну из ближайших дверей, он сказал: — Там я могу вывести их на экран, это займет две минуты, а потом вам надо будет расписаться кое в каких бумагах. Я отвечу на ваши вопросы, если они появятся, и провожу вас.
Молли еще раз взглянула на Кэбби, увлеченно рассматривавшего фотографии и, казалось, не замечавшего ничего вокруг. При этом он напевал себе под нос и вовсю размахивал руками, словно дирижировал оркестром, который виден лишь посвященным. Обычно присматривать за мальчиком помогал кто-нибудь из волонтеров, но сегодня никого из них не было видно.
Диаграммы, подписи, вопросы и объяснения заняли больше времени, чем Молли рассчитывала, и оно пролетело незаметно. Наконец она решилась задать самый трудный вопрос и заранее внутренне собралась в ожидании худшего.
— А каковы у Линдси реальные шансы выздороветь? Я очень благодарна, что вы потратили столько времени, чтобы объяснить мне все это, но какие у нее шансы?