Мистер Футбол принялся болтать о себе, но она слушала его вполуха. Потом попыталась сосредоточиться и рассеять растущее чувство страха. Странная энергия, казалось, с едва слышным потрескиванием струится по всему самолету, словно предвещая надвигающуюся бурю. И чем дольше они оставались в воздухе, тем больше росло напряжение.
«Не надо было садиться на этот самолет», — вдруг подумала она, ошеломленная этой истиной. Мистер Футбол наклонился к ней совсем близко, и она вздрогнула.
— Ну, что это вы? Один маленький поцелуйчик, я же вас не укушу, — сказал он.
Холгар встал и повернулся к ним.
— Отстань от моей девушки, — проговорил он, сопровождая свои слова низким раскатистым рычанием.
Скай не могла слышать этого звука без дрожи.
Футболист тихонько заржал.
— О, простите, так это ваша девушка?
Холгар снова зарычал.
Миниатюрная, темнокожая женщина, сидящая рядом с Холгаром, слегка вскрикнула.
— В чем дело, мисс?
Она протянула руку и резко нажала на кнопку вызова.
— Алло!
«Футбол» провел по щеке Скай холодным, как лед, пальцем. Холгар вытаращил глаза, и она поняла, что он только сейчас распознал вампира, не смог учуять его запаха в смешении множества ароматов в салоне. Он пробежал взглядом по лицам пассажиров, и губы его задрожали.
«Господи, не может быть!» — говорило выражение его лица: оказывается, вампиров на самолете не один и не два.
Глаза Холгара загорелись. Он снова угрожающе зарычал.
— В чем дело? — раздался голос Джеми, который шел к ним по проходу.
Но путь ему преградила стюардесса.
— Сэр, — раздраженно сказала она, — разве вы не видите, горит надпись «пристегнуть ремни»?
— Да-да, извините, — отозвался он, мягко приобнял стюардессу и осторожно усадил ее в пустое кресло, освобождая дорогу.
— Сэр! — возмущенно повысила она голос.
Джеми не обратил на это внимания и продолжал шагать, пока не подошел к креслу Скай и не схватил вампира за руку.
— Отстань от нее, кусок дерьма пополам с кровью! — проревел он.
— Я сейчас же позову командира! — взвизгнула стюардесса.
— Давай! И помощника заодно! Он собирался укусить ее! — прокричал Джеми. — Ну ты, долбаный кровосос!
Услышав это, с кресел поднялось еще несколько пассажиров. Скай насчитала пятерых. Глаза их горели красным, из пастей торчали клыки.
Она закрыла глаза и попыталась сотворить заклинание, способное умиротворить страсти. Сердце ее бешено колотилось, она никак не могла сосредоточиться.
— Сейчас повеселимся, присоединяйся! — воскликнул Джеми, и она увидела рядом с ним Антонио; лицо его превратилось в маску, на которой читалась только чудовищная жажда крови. Он уже не скрывал своей сущности вампира, и все, кто находился на борту, это видели.
Ввязываться в драку ни в коем случае было нельзя: в салоне было много ни в чем не повинных пассажиров, которые могли пострадать в свалке, а уж если в результате ее они повредят самолет, то погибнут все.
— Нет, нет, — пробормотала Скай и снова закрыла глаза.
«Великая Богиня, протяни мне руку помощи, умиротвори их…»
Она почувствовала, что в этой мольбе к ней присоединился и отец Хуан со своей молитвой святого Франциска Ассизского:
«…туда, где ненависть, дай мне принести любовь, и туда, где обида, дай мне принести прощение…»
Они работали в паре: ведьма и священник, который сам некогда служил Великой Богине; этот странный человек, казалось, не имеет возраста и вместе с тем выглядит таким изнуренным и усталым. Но сейчас она ощущала золотистое сияние его души, которая уже прожила бездну времени, грезы его сердца, которое будет жить вечно.
Общими усилиями они пролили целебный бальзам на охвативший всех гнев и погасили жажду крови вампира-«футболиста».
Когда она вышла из транса, самолет уже приземлялся и все сидели по своим креслам. Вот самолет замер на взлетном поле, отец Хуан подошел к ней и одобрительно кивнул.
— Надеюсь, никто не заметил Антонио, — пробормотал он. — Из тех, кому не положено.
— Можно вместе поработать и над этим тоже, — предложила она.
Он улыбнулся.
— Или попросить Господа проделать это за нас.
Скай припомнила тот шепот, что давеча звучал у нее в голове. Давненько она не слышала его и начала уже подумывать, что он отстал от нее. И тогда прямо там она уже готова была рассказать ему о том, что таила на душе все это время. У нее был упорный преследователь, и знать о нем было грех, безумие, это грозило большой опасностью. Но тут подошел Джеми с вещмешком через плечо.
— Пошли отсюда, пока я не разорвал этого Проклятого на части.
Момент был потерян. «В другой раз», — пообещала себе Скай. Она улыбнулась Холгару, взявшему у нее вещевой мешок. Все время перепалки он оставался спокоен и холоден.
— Забавно получилось, — протянул он.
Отец Хуан бледно улыбнулся.
— Как говорится, никто ничего не видел, никто ничего не слышал.
— Пусть только попробуют, — Джеми выставил подбородок, отобрал у Холгара мешок Скай и потопал к выходу, но снова остановился и оглянулся.
— Так ты идешь?
И они вышли на воздух.
В окрестностях Билокси
Дженн
— Дорогая, у вас такой утомленный вид, — сказала ей Модин за завтраком.
Они сидели за столиком вдвоем.
— Кстати, хорошие новости. Граница снова открыта. Мы едем дальше, как только проснется Орал.
Он проснулся только через час, но пришло время, и они снова были в пути. Оказалось, Бетюны прекрасно знают, как надо подмаслить пограничных стражей, чтоб те не заметили в машине малышку Джеки, у которой не оказалось нужных документов для пересечения границы. Они сделали остановку, чтобы перекусить, и за едой принялись обсуждать, как удобнее доставить Дженн прямо в объятия ее «бабулечки». И Дженн пришлось, хотя и с сожалением, удрать от них через окно ресторанного туалета.
Подняв большой палец, она остановила попутный грузовик. Приближаясь к Новому Орлеану, Дженн сидела как на иголках.
Седеющий водитель, которому явно было за шестьдесят, сдвинул на затылок бейсболку с эмблемой новоорлеанской футбольной команды и посмотрел на нее глазами печального ангела. Он был одет в джинсовую куртку поверх выцветшей темно-синей футболки, потертые джинсы и рабочие ботинки. Коснувшись распятия, свисавшего с зеркальца заднего вида, водила скорчил гримасу и покачал головой.
— Не советую совать туда нос, cher, — сказал он с местным акцентом. — Послушайте старика, Новый Орлеан нам больше не принадлежит. Теперь он ихний. Я в нем вырос, а теперь вот уехал. Там теперь очень нехорошо. Тех, кто остался, они поставили раком и делают с ними все, что хотят. И с чужаками не церемонятся. Тебе там перережут глотку и не спросят, как звала тебя мамочка.