В десять он позвонил Ларсу Марклунду.
У следствия ничего нового не было, зато у Пера было: он рассказал, что нашел Маркуса Люкаса, его настоящее имя было Даниель Веллман. Он умер от СПИДа.
Марклунд помолчал.
— Что вы хотите сказать… что Веллман уже был болен, когда снимался в этих фильмах?
— Этого я не знаю… — Перу представились стройные ряды юных красивых девушек, исчезающих в темном ельнике, — но такая возможность не исключена. Я говорил с еще одним Маркусом Люкасом, он тоже снимался у отца. Он говорит, что делал в студии отца и Бремера сексуальные сцены с полутора сотнями юных женщин. Даниель Веллман, думаю не меньше. Не предохраняясь.
Марклунд опять помолчал.
— Группа высокого риска… — сказал он наконец. — Этих девушек придется искать.
— Несколько имен у меня есть, — сказал Пер. — Некоторые живы, а кое-кто уже умер.
— А как вы думаете, ваш отец и Бремер были в курсе… что Веллман болен?
— А вот этого я не знаю. Джерри никогда об этом не говорил.
— И с вопросами мы опоздали…
Пер услышал, как на компьютере Марклунда защелкали клавиши.
— Да… вот, я нашел Даниеля Веллмана. Вы правы, он умер больше года назад. В феврале.
Пер покосился на желтую записку Бремера, лежащую рядом с телефоном.
Даниела.
— А можно через вас проверить еще один отключенный телефон?
— Да… нет… впрочем, давайте.
Пер продиктовал телефон.
— Узнайте, пожалуйста, чей это номер.
Напряженное молчание.
— Мне не надо ничего узнавать. Этот номер фигурирует в следствии.
— И кому же он принадлежит?
— Ее звали Джессика Бьорк.
— Она погибла при пожаре, — сказал Пер.
Марклунд все время делал паузы — видно, боялся сказать что-то лишнее.
— Откуда вы знаете?
— Нашел бумажку с ее номером на квартире Бремера. Джессика тоже работала на них… они называли ее Даниела.
— Она уже с ними не работала. Мы говорили с ее приятелями. Она перестала этим заниматься семь или восемь лет назад.
— А почему тогда у Бремера был ее номер? И что она делала в студии?
— Да… мы работаем над этими вопросами… — Опять молчание. — Спасибо за помощь. Я дам о себе знать, если будет что-то новое, но вам не следует в это ввязываться, Пер. Расслабьтесь и наслаждайтесь весной на Эланде. Договорились?
— Я и так этим занимаюсь… каждую свободную минуту, — сказал Пер и повесил трубку.
Оставалось двадцать три часа.
Он вышел на улицу. В тучах кое-где появились узкие голубые прочерки.
Он прошел мимо виллы Венделы. «Ауди» не было, шторы на окнах задернуты, зато во дворе другой виллы стояла машина. Первый раз за несколько недель. Семейство Курдин приехало отпраздновать Вальпургиеву ночь.
Маркус Люкас. Джессика, Джерри, Бремер…
Его преследовали имена покойников. Он пошел на юг по прибрежной дороге. Асфальт кончился, дальше шел крытый утрамбованным щебнем проселок. Над берегом стояли заброшенные рыбачьи каменные сараи. Пустой пролив, и ни души кругом. Он миновал деревню. У кемпинга стоял большой щит с объявлением, что празднование Вальпургиевой ночи назначено на вечер — с костром и хоровым пением. На берегу уже лежала большая куча хвороста.
Знал ли Джерри?
Перу не хотелось об этом думать. Неужели отец знал о болезни Веллмана и все равно позволял ему работать? Или Ганс Бремер?
Он посмотрел на часы и подумал о Нилле — он гулял больше часа. Было уже десять минут первого.
Он повернул назад. Не доходя до каменоломни, он свернул направо и зашел к Герлофу. Они не виделись уже неделю, а за это время много что произошло.
Герлоф сидел в саду. На коленях у него было одеяло, а на столике, рядом со старой толстой тетрадью, стоял поднос с едой. Его надо бы постричь, подумал Пер, но он был не в том состоянии, чтобы предложить свои услуги.
Герлоф поднял голову и кивнул.
Пер тяжело сел на стул.
— Меня почти здесь и не было, — сказал он. — Но к празднику народ, похоже, собирается.
— А то… Костер-то будут жечь?
— Похоже на то. Кое-какой хворост на берегу я видел.
— Кое-какой хворост? Я тебе тогда расскажу, как раньше делали. Собирали по всей деревне смоляные бочки… негодные, те, что за зиму полопались, и громоздили друг на друга. А на самый, значит, верх — бочку, тоже смоляную, только полную… и поджигали! Смола в бочке плавилась, текла вниз… Огненный столб аж до самого неба. Его с континента было видно… Вся нечисть разлеталась, кто куда.
— Старые добрые времена, — вздохнул Пер.
Они помолчали, потом Пер продолжил:
— У вас все в порядке, Герлоф?
— Не сказать, чтобы все… а у тебя-то как?
— Тоже не сказать… но надеюсь, будет в порядке. Завтра утром дочку оперируют.
— Хорошо… оперируют — значит, это правильно.
У Пера перехватило горло. Почему он здесь, почему не в больнице у Ниллы?
Почему, почему… потому что он трус.
— Маркус Люкас умер, — сказал он тихо.
— Прости… кто умер?
И Пера словно прорвало. Он рассказал о Маркусе Люкасе, которого на самом деле звали Даниель Веллман, о его болезни, как он звонил Джерри и Бремеру, просил денег… Перу показалось, что Джерри боится Маркуса Люкаса, на самом деле никакой опасности не было, тот просто был тяжко болен, да и в живых-то его уже не было: умер год назад.
Так кто же установил зажигательные бомбы в студии, кто виноват в смерти Ганса Бремера и Джессики Бьорк? Кто взял у Бремера ключи и проник в квартиру Джерри?
И самое главное — кто был за рулем машины? Кто сбил Джерри, сбил намеренно, чтобы убить?
Герлоф внимательно слушал, потом вдруг поднял руку:
— Мне про это нечего сказать.
— Нечего?
Герлоф помолчал.
— Я всегда любил всякие непонятные загадки… пытался разгадать, только к добру это никогда не приводило.
— Что вы хотите сказать? Чему может повредить решение загадки?
— Чему?.. Расскажу-ка я тебе про еще один пожар. Давно это было… тут, рядом, лет сорок назад. На хуторе, малость к северу от Стенвика. Коровник сгорел… и коровы сгорели, и все, что там было. Ну я, значит, и поперся на пожарище… вся деревня поперлась, не только я — любопытство, понимаешь. Но я сразу заподозрил неладное… Там воняло прогоревшим керосином… а нагнулся, смотрю — след от сапога, а где каблук — царапина, знаешь, как от плохо вбитого гвоздя. Ну, думаю, не иначе как Башмачника Паульссона работа.