А потом вытерла слезы и домой пошла — дожидаться девочек. А потом и Герлоф вернется.
Рассказывать им ничего не стану. Это их дела, Генри и его несчастного сына. И так наделала глупостей. Зачем я брала у него эти цацки? Они же не мои, и никогда моими не станут.
На этом дневник Эллы кончался. Она исписала тетрадь до последней страницы, совсем немного осталось, несколько строчек. Герлоф опустил тетрадь. Ему было стыдно.
Он попытался вспомнить, что же было в тот раз, когда он, дождавшись конца шторма, вернулся домой. Заметил ли он что-то необычное? Нет. Элла никогда особенно не посвящала его в деревенские новости, да он особенно и не спрашивал. Голова была занята очередным рейсом в Стокгольм.
Значит, ее «бесенок» подрался с Генри Форсом. Конечно, это и был его сын. Герлоф никогда его не видел, но сплетни слышал — что у Генри есть слабоумный сын и отец свалил на сына пожар на хуторе. Оговорил, скорее всего.
Что-то они не поделили в тот вечер. И все, мальчик исчез бесследно, а Генри так никогда в себя и не пришел.
И во всем виноват он, Герлоф.
Пер сидел дома и смотрел, как садится солнце. До операции оставалось около полутора суток.
Он пытался достроить лестницу, но у него не хватило сил затащить наверх каменные блоки для верхних ступеней. Йеспер тоже, наверное, пытался, но и у Пера не получилось. Он поднял два блока, а третий не удержал — камень покатился вниз, упал в щебенку и поднял тучу белой пыли.
Пер плюнул, пошел в гостиную и уселся в кресло. Он очень устал.
Тридцать шесть часов — это две тысячи сто шестьдесят минут, подсчитал он. Чем их занять? На пробежку сил у него не было.
Включил телевизор — шла какая-то детская передача, он посмотрел минуты три и выключил.
Тишина… Солнце зашло, и по углам начали расти ночные тени.
Внезапно в кухне зазвонил телефон. Пер вздрогнул.
Плохие новости? Он почему-то был в этом уверен, но все равно взял трубку.
— Пер Мернер?
Мужской голос.
— Да, это я.
Голос незнакомый.
— Нина сказала, что вы хотите со мной поговорить. Я владелец «Мулен Нуар».
Пер вспомнил записку, которая стоила ему двести крон.
— Да-да… — Он лихорадочно пытался собраться с мыслями. — Хорошо… хорошо, что вы позвонили. Я просто хотел спросить кое-что о моем отце, Джерри Морнере.
— А-а-а… Джерри… Как он?
Пер в очередной раз рассказал, что отец умер.
— Печально слышать… Говорят, и студия его сгорела.
— Да… за неделю до Пасхи. Но Джерри незадолго до смерти несколько раз упоминал ваш клуб, так что мне интересно было бы…
— Интересно… — повторил собеседник скучающим голосом. — Вы ведь были у нас на прошлой неделе? И что скажете?
— Я вниз не спускался… Девушка за кассой сказала, что там меня ждет сюрприз. Это правда?
В трубке послышался смех.
— Сюрприз в том, что никакого сюрприза нет. Деловые парни приходят со своими кредитными карточками поздно вечером, и думают, что им здесь предложат секс с десятком блондинок… Но «Мулен Нуар» — не бордель.
— А что?
— Танцевальный клуб. Хотя танцуют только девушки, и преимущественно без одежек. А мужики сидят, смотрят и пускают слюни.
Это да, подумал Пер, мужики по этой части мастера.
— А мой отец… он был хозяином «Мулен Нуар»?
— Нет.
— Но как-то вы пересекались?
— Не сказал бы… Мы немного сотрудничали… покупали анонсы в его журналах, Джерри заходил иногда, смотрел девочек. Да и парней. Некоторые соглашались на него работать.
— И парни? Так что у вас и стриптизеры есть?
— Когда-то были… Несколько смазанных жиром бодибилдеров танцевали с девушками и имитировали секс. Сейчас нет… сейчас построже по части того, что позволено парню делать на сцене, а что не позволено. Так что теперь только девушки.
— А эти парни… был среди них некто Даниель Веллман?
— Йепп, — сказал собеседник. — Был такой.
— Он и у отца работал?
— Йепп. Даниель Веллман. У нас-то он был с полгода, не больше, а с Джерри работал несколько лет.
— Под другим именем, естественно, — сказал Пер и пододвинул поближе листок бумаги. — Маркус Люкас, не так ли?
— Ну да. Так он себя и называл.
— Это не он, это Джерри их всех перекрестил. Фантазии, что ли, не хватило. Все парни назывались «Маркус Люкас».
— Это нормально. Защита от гласности.
Они помолчали.
— А как его найти, этот Даниеля? — спросил Пер.
Собеседник засмеялся:
— Это будет не просто.
— Почему?
— Да нет, это я зря… ничего сложного. Он там же, где и ваш отец.
Пер уставился на ручку, которую он держал в руке — собрался записывать телефон…
— Как… Маркуса Люкаса нет в живых?
— К сожалению… когда я видел его в последний раз, он уже никуда не годился. В последний год частенько звонил, просил денег взаймы, но даже говорил с трудом… Зол был на весь мир… Особенно на Ганса Бремера, тот все затыкал ему рот…
Опять Бремер, подумал Пер.
— Маркус Люкас, думаю, и на отца моего был зол.
— Надо думать… Потом он уже у всех выпрашивал деньги, а там и звонить перестал.
— А от чего он умер? — спросил Пер, ожидая услышать: «от рака».
— Никто понять не мог… стал таять на глазах, все думали, на героин подсел. Но в прошлом году мне одна девчонка сказала, она тоже у Джерри иногда подрабатывала… она и рассказала, что Даниель пару месяцев назад ушел, так сказать, в мир иной. Она после его смерти пошла проверяться, но, слава богу, обошлось.
— Не понял… Что значит проверяться?
— Испугалась… Я не знаю, где Веллман заразился, но сам он был уверен, что у Джерри и Бремера. Говорил, я на них в суд подам.
— Заразился?
— Ну да. В нашей отрасли случается. Он умер от СПИДа.
Утром перед Вальпургиевой ночью Пер проспал до девяти, но голова все равно была тяжелой. Он услышал громкое тиканье часов в кухне и посмотрел, не вставая, в окно на огромное серое небо. У него появилось чувство, что в мире и нет ничего и никого, кроме этого гигантского, мрачного свода.
Двадцать четыре часа.
На улице холодно и ветрено. Как же заставить время идти побыстрее? Перемотать пленку вперед? Хорошо бы… перемотал, а операция уже закончилась.