– Я это ценю, – отозвался Курт, нетерпеливо сдергивая полотно со свертка, и замер, глядя на огромный, сияющий камнями оклад для книги толщиной не менее ладони.
– Книга… – прошептал Бруно растерянно, приблизившись. – Чертова книга…
– Бедный юноша незадолго до своей смерти, месяца за два, – пояснил ювелир, понизив голос, – дал мне заказ на обложку для книги, украшенную каменьями; хочу заметить, что самой книги я не видел и не имею даже воображения, о чем она может быть; прошу вас поверить мне, и при том готов поклясться, что говорю вам правду. Мне был даден набросок, с коего я и делал…
– Кем? – уточнил Курт, не отводя взора от сверкающего камнями оклада.
– Филиппом Шлагом, все им же, – отозвался ювелир. – Он принес мне набросок обложки, каковой и был мною выполнен, и пожелания об оформлении…
– Он заплатил сразу?
– Тотчас же; мне даже показалось, что сама мысль об уплате после моей работы ему не пришлась по душе – он сильно настаивал именно на том, чтобы внести плату заранее. Подобное поведение я зачастую наблюдаю у тех, кто копил средства на некую вещь долгое время и опасается либо растратить их к моменту исполнения заказа, либо утратить. Разумеется, я не делаю выводов, сие есть не мое дело…
– Сколько все это стоило? – снова оборвал ювелира Курт; тот ответил немедленно, ни на мгновение не запнувшись, четко:
– Шестьсот восемьдесят талеров ровно, учитывая полностью мой материал.
– Довольно дешево, – заметил Курт, и еврей сделал шаг к столу, с готовностью пояснив:
– Изволите ли видеть, господин дознаватель, все вполне по стоимости. Этот вот черный камень с зеркальной поверхностью – гагат; красив, дорог, но не сверх меры. Вокруг него четыре камня – это есть пироп, причем, заметьте, фиолетового окраса, что довольно распространено и удешевляет его цену, однако, сохраняя внешнюю привлекательность при должной отделке. А вот эти изумруды, видите ли, цвета позднего летнего листа, темной зелени, что сбавляет цену втрое. Когда мы уговаривались с этим юношей о предстоящей работе, обсуждалось именно это – внешняя приглядность вещи вкупе с небольшой стоимостью.
– Он сказал, для чего ему нужен такой оклад? – спросил Курт, подумав о том, что эта «небольшая стоимость» равняется его годовому жалованью со всеми премиальными, какие только можно вообразить в самых смелых фантазиях; ювелир развел руками:
– Я не спрашивал, поймите правильно – в этом часть моей работы…
– Но хоть что-нибудь? Какие-то догадки? – предположил он почти с отчаянием. – Может, хотя бы обмолвка?
– Ничего, – откликнулся ювелир, настороженно отступая от него на полшага. – Лишь только указания о самой работе…
Курт повернул к нему голову, и тот замер на месте, глядя в глаза и распрямившись, будто корабельная сосна; он вздохнул, снова обратив взгляд к окладу на столе.
– Я не намерен вас арестовывать. Не бойтесь.
– Стало быть, я могу уйти, ответя на ваши вопросы? – уточнил ювелир, и Курт кивнул:
– Разумеется. У меня будет лишь одно пожелание – не покидайте пределов Кёльна и будьте готовы явиться в Друденхаус по первому требованию… и в любой день недели.
– А могу я высказать просьбу господину дознавателю? – осторожно поинтересовался ювелир, и он, вопросительно изогнув бровь, вновь обратился к своему нежданному свидетелю.
– Высказать, конечно, можете, – отозвался Курт, уже предчувствуя, о чем пойдет речь; тот кашлянул, собираясь со смелостью, и негромко пояснил, косясь на Бруно:
– Я был бы безмерно благодарен господину дознавателю, если бы о моем к нему визите не стало известно кому-либо, кроме служителей Конгрегации, занятых в следствии. Я бы не хотел никого задеть, однако же господин дознаватель, надеюсь, поймет мои опасения, ведь, я убежден, и вас самого удивила столь… гм… необычная… гм… готовность к сотрудничеству…
– Боитесь, ваши единоплеменники отомстят вам за это? – оборвал он, и ювелир в испуге округлил глаза.
– Да сохранит вас… гм… То есть – конечно же, нет; я не боюсь столь тривиальных последствий, однако довольно уже того, что меня просто… гм… так скажем – не поймут. Видите ли, само по себе мое поведение не вполне отвечает принятому… гм… То есть, даже среди ваших единоверцев существует неприятное и не вполне односмысленное слово «доносительство», каковое способно вызвать неприятственное отношение окружающих… гм…
– Не вижу проблемы, – усмехнулся Курт, скосившись в сторону ночного гостя сквозь прищур. – Поможете одному акуму [103] осудить другого; вполне соответственно.
Ювелир вздрогнул, отведя взгляд в сторону, и договорил чуть слышно:
– Не так все просто, как вам кажется, господин дознаватель… И мне не будет уже так весело, как вам… гм… прошу прощения за откровенность… Даже моя матушка, ожидающая меня в эту минуту в нашем доме, пребывая в опасении и боязни относительно моей судьбы…
– Я ведь сказал – после нашего разговора вы вольны уйти, – напомнил Курт, и тот закивал:
– Я надеялся на благоразумие и добросовестность господина дознавателя… Не поймите меня превратно, я ничего не имею против… гм… однако же я действовал лишь исходя из соображений, что меня могут счесть соучастником… гм… я не знаю, чего, и знать бы не хотел, если возможно, я попросту повел себя как добропорядочный горожанин, честно платящий налоги, соблюдающий мирской закон и не желающий покрывать возможного преступника. Я никогда не стал бы вмешиваться в дела вашей Церкви, ибо это не моего ума дело как человека, не знающего тонкостей в таком деликатном деле, как… гм… стороннее мне вероисповедание, и не имеющего представления о…
– Осторожнее, – заметил подопечный с улыбкой, – вы только что сознались, что с легкостью стали бы соучастником в еретических таинствах.
– Бруно! – покривился Курт, успокаивающе кивнув бледному ювелиру. – Я понял вас. Даю слово, что никому, не имеющему касательства к следствию, о вашем содействии известно не станет; по крайней мере, если это не будет чрезвычайно необходимо.
– Весьма признателен, – с облегчением поклонился тот, и Курт махнул рукой в сторону двери:
– Через минуту вы свободны. Можете возвращаться к вашей матушке. Напоследок у меня тоже будет просьба к вам, еще одна: если вдруг что-то вам вспомнится, пусть даже это что-то покажется вам самому не стоящей внимания мелочью, пустяком – расскажите об этом мне. В любое время дня и ночи.