– Любопытная мысль… Может, все-таки отлепишь свое грешное седалище от алтаря?
Курт, мгновение помешкав, тяжело поднялся, упершись в пол ладонью, и, неспешно пройдя к первому ряду скамей, присел – осторожно, словно бы опустившись в стылую воду.
– Издержки прошлого, – пояснил он со вздохом. – Знаешь – безотрадное детство, безотчетная тяга к семье, семья-академия, семья-Церковь, в скорби – неосознанное возвращение к детству, поза защиты, но чтобы сидеть, уткнувшись в алтарь лбом, мне еще недостаточно хреново.
– Хорошо, что тебя загребли не во младенчестве – иначе ты бы на нем вовсе спать устроился, – хмыкнул Ланц. – Ибо, смотрю, привычка к церковной сфере все с того же детства породила в тебе отношение к ней обыденно-потребительское.
– Случается…
– Итак, первый шаг довершен, – подвел итог Ланц, глядя в его сторону оценивающе. – Из онемения вышел. Будешь продолжать упираться или просто поговорим?
Курт вяло отмахнулся, откинувшись на спинку скамьи и глядя в сторону, на узкий, весьма незатейливый витраж, похожий больше на украшенную бойницу.
– Я понимаю, о чем ты скажешь, – первым делом о том, что у всех бывают ошибки, но только легче от этого едва ли станет. Я сказал ему что-то, что побудило его совершить именно это, – вот в чем дело. И я не понимаю, я просто не понимаю, не вижу, в чем я ошибся, что я сделал не так. Может, Керн прав? Я не думаю о деле, лишь о собственном самолюбии? Или отношусь к службе, как в самом деле к игре, в которой надо разгадать ответ как можно скорее? И отец Бенедикт не зря так неотступно предлагал мне уйти работать в архив…
– Это мысль вслух или вопрос, который требует ответа?
– Не уверен, что я хочу услышать ответ, – безрадостно усмехнулся Курт, обернувшись к сослуживцу. – Почти не сомневаюсь, ты скажешь что-то похожее на «Omnia abducet secum vetustas [106] »… хотя, такие сентенции скорее в духе Густава; но смысл будет тем же. Если б ты явился сюда с намерением намекнуть на то, что в следователях мне не место, ты начал бы не так.
– Ну? И чем же тебе такой ответ не по душе?
– Чрезмерно зауряден. Ожидаем. Кроме того, я сам себе это сказал уже не раз, тут же оспорив, а значит, он наполовину ложен.
Ланц качнул головой, улыбнувшись, и вздохнул – шумно и долго.
– Да на тебя не угодишь. Кроме того, абориген, твоя проблема в том, что ты сам себе угодить не можешь – ты никак не можешь решиться сделать один важный шаг, а именно – определиться с тем, хочешь ли ты сам для себя службы инквизитора?
– До известных пор над этим не приходилось задумываться. При разделе на курсы я был поставлен перед фактом: мои данные, способности и оценки нужных дисциплин позволяют мне учиться именно на следователя; при выпуске я мог отказаться от Печати, мог попроситься все в тот же архив… – Курт тяжело усмехнулся, – или в помощники. Вроде Бруно. Куда угодно, где были бы нужны люди, но я об этом даже не задумался. Мне сказали, что я могу получить Знак следователя; почему тогда мне должно было прийти в голову, что я не справлюсь?.. Вот и не пришло. Сработал принцип «пока дают – бери»? Или самомнение. «Курсант сum eximia laude [107] »! Как можно было сомневаться в том, что я будущий величайший следователь за всю историю Конгрегации…
– Ты все пытаешься отыскать в чужих не словах даже – действиях! – ответы на собственные вопросы, – заметил Ланц уже серьезно. – Ты спрашиваешь, прав ли твой наставник, думаешь, а не прав ли Керн; в конце концов, задаешь этот вопрос мне… Ты колеблешься между множеством вариантов, но, поскольку не можешь предпочесть ни одного, опрашиваешь окружающих, чье суждение, по-твоему, достойно внимания и чью точку зрения не зазорно принять.
– Может, все дело в том, что я с одиннадцати лет живу по распорядку, учрежденному для меня другими, и руководствуюсь приказами, а не желаниями.
Внезапно Ланц, резко подавшись вперед, отвесил ему внушительный подзатыльник, тут же усевшись обратно, как ни в чем не бывало; Курт ошарашенно воззрился на старшего сослуживца, не зная, как поступить и что ответить.
– Сам сказал – «не трогай академию», – пояснил тот. – Хороший ход – свалить на вышестоящих вину за нежелание делать выбор. Главное – подобный вывод избавляет от ответственности за свои поступки, а заодно и позволяет найти виновного в твоей слабости.
Курт, морщась, потер затылок, глядя в сторону собеседника с ожесточением.
– А руки распускать обязательно? – уточнил он; Ланц тихо засмеялся:
– Твой подопечный тебе этот вопрос частенько задает, да?.. Ну, это иная тема… Зато глаза оживились, наконец. Итак, абориген, у нас обрисовывается неприятное зрелище: попав в окружение людей, которые стремились помочь тебе, указать путь и поддержать, ты с легкостью сбросил на них все прочее, после чего с чистой совестью их же в этом и обвинил. Возразишь?
– Также другая тема, хотя и немаловажная, – тихо добавил Курт, – касается того, чего ради эти люди помогали и поддерживали. А именно – для того, чтобы указать вполне конкретный путь. Говоря без эмоций, из меня изготовили то, что им было необходимо.
– Та-ак, – протянул Ланц осторожно, глядя на него уже без усмешки. – Ну, было б странно, если бы ты ни разу над этим не задумался, другое дело – чем эти раздумья увенчались.
– Ничем крамольным, Дитрих; только лишь тем, что мне всегда казалось – они знали, что делали, знали, как и для чего. Что я оказался таким, как до́лжно, и там, где положено; и думал я так исключительно потому, что признавал auctoritas validissima [108] тех, от кого это зависело, и их знание человеческой сути. Что меня увидели и поставили там, где я должен быть. Что путь, по которому я пошел, пусть и избран не мной, но – мой. Верный. И когда те же люди, а именно мой наставник, до сей поры ни разу не давший мне дурного совета, ни разу во мне не ошибившийся и некогда меня на этот путь направивший, не единожды упомянул о том, что я должен его оставить, – невольно начинаешь думать: а не прав ли он и на этот раз?
– Иными словами, абориген, когда после приказов у тебя поинтересовались твоими желаниями… что произошло?
– Не знаю, – отозвался Курт искренне. – Первая мысль, конечно, что это – намек, такой же приказ, но в более мягкой форме. Вторая мысль… Да, не исключено, меня настораживает возможность выбора. Боюсь ошибиться и сделать выбор неверный.
– Тогда вопрос – почему.
– Странный вопрос, Дитрих; от моих промахов слишком многое зависит…
– Хорошо, – кивнул Ланц, вскинув руку и не дав договорить. – Я понял. Зададим вопрос иначе, разбив его на два. Первое. Твое желание – остаться в должности следователя или нет?