Руины. Только теперь, когда это слово непроизвольно всплыло в сознании Милы, она окончательно поняла, что бродит в безлюдных, давно всеми покинутых руинах. Она не могла бы сказать, чем раньше было это место, но по осколкам глиняной посуды определила, что когда-то здесь жили люди.
Почему это место умерло, спрашивала она себя, бродя по безмолвным развалинам. Куда ушли все те люди, которые когда-то, наверное, очень давно, населяли это место? Кто они были? Что изгнало их? И изгнало ли? Может быть, в это место пришло нечто, что поглотило их, забрало с собой в неизвестность?
Мила сама себя одернула, напомнив, что это всего лишь сон. Но почему тогда она слышит тихое, робкое эхо чьих-то голосов, внезапно нарушивших царящую здесь тишину? Ей казалось, кто-то зовет ее. Сначала это были крики о помощи — Мила не различала слов, но безошибочно распознала интонацию. Но потом ей почудился другой голос, который словно манил ее к себе.
По голым ногам Милы скользнул порыв ветра, всколыхнув подол белого, как горный эдельвейс, платья. Ей вдруг стало тревожно. Голос, который звал Милу к себе, пугал ее. Она огляделась и увидела в стене, тянущейся по правую сторону от нее, арочный проход. Игнорируя шепот, который щекотал ей спину, растягивая просто немыслимо ее короткое имя: «Ми-и-и-и-и-и-и-и-и-и-ла-а-а-а-а-а-а-а», она бросилась к арке, пробежала под ней и… оказалась в парке Думгрота.
В первый момент ей показалось, что вокруг никого нет: ни студентов, ни учителей. Наверное, уроки давно закончились, и все ушли, подумала она. Ее взгляд прочертил полукруг по парковым владениям. Шатались почти голые ветви деревьев. Редкие пожухлые листья шуршали на тропинках парка. Прячась в древесных кронах, каркали вороны, и карканье их показалось Миле непривычным, зловещим. Это было не знакомое короткое «ка-р-р», а протяжное, недоброе, словно мрачное пророчество, «кр-р-р-а-а-а-а».
Вдруг Мила почувствовала, что позади нее кто-то есть. Она не слышала никакого звука, но ощущение было очень сильным. Не в силах воспротивиться ему, Мила медленно обернулась.
Теперь она видела, что стоит у Летающей беседки. И та не была пустой. Внутри, спиной к Миле, положив руки на перила, стоял Гарик.
— Гарик, — негромко, но отчетливо позвала она.
Но он не обернулся.
Тогда Мила подняла ногу и шагнула на мраморный пол беседки. Пересекая ее, она заметила, что небо, на которое смотрел Гарик, сейчас было кристально чистым, несмотря на глубокую осень. Еще Мила на ходу удивилась, что ей совсем не холодно, хотя ее ноги были босы и она по-прежнему была одета в летнее белое платье.
Приблизившись к Гарику, Мила положила руку ему на плечо. Он обернулся. Она ожидала, что он улыбнется ей, но Гарик почему-то смотрел отстраненно, как будто издалека.
— Гарик, — снова позвала Мила, пытаясь заставить его очнуться от странного ступора.
В этот раз он словно услышал: его глаза мигнули, а уголки губ приподнялись в растерянной улыбке. Гарик узнал ее! Мила вдруг почувствовала сильное облегчение от того, что все снова нормально, и, поддавшись порыву, привстала на цыпочки и поцеловала его… А потом проснулась.
«На самом интересном месте», — была первая мысль после пробуждения.
Остатки сна тут же как рукой сняло. Широко распахнутыми глазами Мила уставилась в потолок — аспидно-черный в ночных потемках. О чем она думает?! Мила была в ярости на саму себя: ей вообще не должно сниться ничего подобного, а она еще жалеет, что не увидела продолжения?!
Да, они с Гариком стали друзьями. Тренировки, испытания — они очень много времени проводили вместе, и это их сблизило. Но то, что ей снится, — это уже слишком! Она и думать не должна ни о каких поцелуях с ним! Даже во сне!
Мила приподнялась на постели и, подтянув к себе колени, обняла их обеими руками. Посмотрела на соседок по комнате: в отличие от нее, они были заняты тем, чем и должны были быть заняты в это время, — спали. Из груди Милы вырвался тяжелый вздох.
Нет, с этим нужно было что-то делать. Она и так слишком много думала о Гарике — непозволительно много. А эти сны, в которых она целовала его… они совершенно выбивали ее из колеи. Она бесконечно убеждала себя, что нельзя дальше сближаться с Гариком, потому что ей придется постоянно скрывать от него правду и это будет грызть ее, а если в конечном итоге он узнает все о ней… Этого она даже представлять не хотела. От одной только мысли об этом внутри Милы все завязывалось в узел, в тугой комок страха. Быть правнучкой основателя Гильдии — тот еще скелет в шкафу. Ох, как она понимала Бледо, скрывавшего правду о своем отце! Такая правда может разрушить твою жизнь, отобрать у тебя все, что ты любишь… когда все вокруг от тебя отвернутся. Ей нельзя было мечтать о Гарике. Она гнала от себя мысли о нем. Но Мила не имела ни малейшей власти над снами. К тому же ее самовнушения, кажется, с каждым днем все больше теряли свою силу. Мила чувствовала это. Становилось все труднее прислушиваться к голосу рассудка. Чувства брали верх.
Мила снова вздохнула. Она уже собиралась откинуться на подушку, как заметила мелькнувший в воздухе блик. В спальню заглянула луна, и прямоугольник окна словно отпечатался на противоположной стене комнаты, четко проступив во мраке ночи. И в то же мгновение все изменилось.
Знакомое ощущение возникло примерно в центре ее лба, словно открылось внутреннее око. Современники и потомки Славянина называли это иначе — Северное Око.
Сначала Милу окружил лед. Трудно было разобраться: она ли очутилась внутри глыбы льда или лед проник в ее тело и поселился в каждой клеточке ее существа. При этом ей совсем не было холодно. Мила ничего не ощущала. Зато она видела…
По другую сторону ледяной завесы вырос черный город. Башни-колья нависали над землей своей тяжестью: высокие, будто касающиеся вершинами неба. Башни, башни, башни — им не было числа! Они были такими черными, как обуглившееся после пожара дерево, но Мила точно знала, что они каменные. Эти бесчисленные башни вдруг показались ей монолитом, неделимым целым, как будто черный город по ту сторону ледяной завесы не выстраивали по частям, а возник он сразу весь в одно мгновение, именно такой, каким сейчас предстал перед ней, Милой. Она принялась одержимо вглядываться в ледяную завесу, пытаясь лучше рассмотреть таинственный каменный город, когда…
Лед вокруг нее наполнился ярким светом, так что Миле на миг показалось, будто она ослепла. Она зажмурила глаза…
А когда разжала веки, обнаружила, что, едва дыша, таращится слезящимися глазами в темноту спальни. Северное Око закрылось.
Мила несколько минут, тяжело дыша, сидела на кровати и не решалась даже пошевелиться. Потом откинулась на подушку и протяжно выдохнула. Это видение было вторым за последние пару месяцев. В первых числах сентября ей, как и сейчас, привиделся черный город. Но в этот раз она рассмотрела его лучше. Ощущение, что в черном городе из видения есть что-то неправильное, теперь было еще сильнее.
Она не могла понять, что все это означает. Северное Око всегда показывало ей реальные места. Реальные! А таких городов, как этот, не бывает!