— Помнишь-помнишь, — возразила ему Мила и задумчиво проворчала: — Фамилия мне подходит, видите ли…
— Ну да. Ты же рыжая.
— Какая наблюдательность, — прыснула Мила и тут же закусила губу от боли.
Пепельно-русая голова качнулась из стороны в сторону.
— Ты не понимаешь, Рудик. Ты не просто рыжая. Ты самая что ни на есть рыжая. Рыжее не бывает.
Мила посмотрела на его затылок и скептически вскинула одну бровь.
— Угу, это же совсем другое дело. Как я не догадалась…
— Ничего ты не понимаешь, Рудик, — лениво растягивая слова, повторил Берти и, зевнув, обратился уже к татумагу: — Как у тебя дела идут, Шило? Отлично, как всегда?
Тот прищелкнул языком.
— Да не очень дела идут последнее время, — ответил он. — Работы мало.
— Та иди ты! — на этот раз серьезно удивился Берти. — Первый раз в жизни от тебя такое слышу! А что случилось-то?
Не отрываясь от своего занятия, татумаг угрюмо покачал головой.
— Да у нас тут неделю назад в одном из соседних домов жильца насмерть кто-то загрыз.
— Ну ничего себе… — потрясенно пробормотал Берти.
— Ага, — поддержал его Шило. — Община оборотней с Безликой клянется и божится, что никто из них к этому не причастен. Проверили, мол, всех поголовно — все исправно принимают противооборотное зелье.
Мила лишь однажды встретилась с оборотнем. Это было прошлой зимой. Тогда рядом с ней был Гарик… Мила почувствовала острое желание спрятаться — убежать в Плутиху и не знать ничего о том, что происходит вокруг. Почему так получалось: куда бы она ни пошла, с кем бы ни заговорила — обязательно что-нибудь заставляло ее вспоминать о нем?
А она не хотела вспоминать. Потому что это было невозможно выносить. Она несколько месяцев подряд приучала себя не думать и не вспоминать. Так было легче. Нет, не то — только так и возможно было продолжать жить изо дня в день. Не думать и не вспоминать.
— Может, это зверь какой-то был? — предположила Мила, уводя разговор в другое русло. — У волшебных животных бешенство бывает?
Шило озадаченно хмыкнул.
— Не слышал о таком. Но чего только в жизни не случается. Может, и зверь был. — Его лицо уныло вытянулось. — В общем, об этом, конечно, написали в газетах, и теперь в Заброшенный переулок люди боятся даже нос сунуть.
— А ты как? — спросил Берти. — Не боишься?
Шило пожал плечами и с пренебрежением искривил уголок рта.
— А у меня хоть от зверей, хоть от оборотней куча знаков на теле. Они меня стороной обойдут. Не учуют, даже если рядом стоять буду.
— Ух ты! — восхитился Берти. — А мне такое сделаешь?
Тот дернул головой, мол, почему бы и нет.
— Как разбогатеешь — приходи, сделаю. Тут ведь одной татуировки мало будет. Тут большой узор нужен. Сложный. А это дорого будет стоить.
Плечи Берти поникли.
— Понятно, — вяло протянул он. — Значит, от взбесившегося зверья пока придется палкой отмахиваться.
— Палка — тоже хорошо, — философски заметил татумаг и, отняв от Милы свой рабочий инструмент, разогнул спину: — Все.
Мила скосила глаза вниз.
— Уже можно посмотреть?
— Погоди, не вставай, — жестом остановил ее Шило. — Поставлю роспись — и будет готово.
В последний раз промокнув кожу под ключицей Милы салфеткой, он провел в воздухе над рисунком указательным пальцем, словно рисовал какие-то буквы, и одновременно произнес:
— Идафат!
Перстень на руке татумага отозвался короткой ярко-зеленой вспышкой.
— А что вы там начертили? — полюбопытствовала Мила.
— Свои инициалы, конечно, — ответил Шило. — Работа не будет законченной, если я не поставлю подпись. Это не тщеславие. Просто у татумагов так оно работает.
— Ясно. Теперь я уже могу посмотреть? — Миле не терпелось увидеть, что получилось.
— Зеркало там, — улыбнулся Шило, указывая большим пальцем себе за спину.
Мила вскочила с кресла и направилась к зеркалу.
— Ну а я наконец могу повернуться? — напомнил о себе Берти и пожаловался: — Спина уже болит — сидеть в одном положении.
— И не думай! — бросила через плечо Мила. — Я еще не оделась!
— Не понял! — возмутился Берти. — Ты не покажешь мне свою татуировку? Не честно! Это же я тебя сюда привел!
Мила уже подбежала к зеркалу.
— Погоди, — попросила она Берти, с жадным любопытством рассматривая рисунок под левой ключицей.
Пугало было почти таким же, как на бумаге: одноногое, в дырявом тряпье, с заштопанным во многих местах мешком от картошки вместо головы. Только ворон вокруг него не было. И еще оно, кажется…
Глаза Милы невольно поползли на лоб.
— Ого, оно танцует!
— А ты думала, оно будет столбом стоять? — откликнулся Шило. — Конечно, оно танцует! Ворон отпугивать как-то надо или нет?
Мила открыла рот и тут же закрыла снова.
— И оно всегда так будет… танцевать?
Татумаг пожал плечами.
— Ну это уж как ему захочется. Устанет — отдохнет. Потом опять примется танцевать.
— Рудик! — нетерпеливо напомнил о себе Берти. — Ты мне покажешь или нет?
— Никогда и ни за что, — усмехнулась Мила, всовывая руки в рукава кофты.
— Ну знаешь… — обиженным тоном начал было Берти.
— Иди смотри, — справившись наконец с рукавами, перебила его Мила.
Берти встал со стула и подошел к ней. Мила немного оттянула воротник кофты, открывая татуировку.
Берти усмехнулся, разглядывая.
— Точно — танцует.
Мила наморщила лоб.
— Не представляю, как я привыкну к тому, что у меня под ключицей танцующее пугало, — шепотом поделилась она.
— Привыкнешь, — отмахнулся Берти. — По-моему, здорово получилось.
— По-моему, тоже, — улыбнулась Мила.
Несмотря на то, что это было для нее непривычно, появление маленького танцующего пугала на ее теле почему-то поднимало ей настроение.
* * *
Берти расплатился с татумагом и, разбудив Шалопая, ребята покинули салон «Черная клякса».
— Я верну тебе деньги, как только Акулина… — начала было Мила.
— Забудь о деньгах, Рудик, — отмахнулся Берти. — Считай, что это подарок.
— По случаю?..
— По случаю твоего освобождения из вражеских застенок Менгира, — с шутливым пафосом изрек Берти.
— Почему застенок? — засмеялась Мила. — Меня там не пытали!