— Очень скоро в моей жизни произойдут грандиозные перемены, то есть пока одна грандиозная перемена…
Елена, сидевшая слева от Данилова, незаметно для остальных под столом легонько толкнула его коленом — «неужели женится?».
— …я наконец-то решил расстаться со своей кафедрой и не только с ней, но и со всем Институтом питания! Вот такая у меня новость!
— Это только половина новости, — заметил Данилов, не веря своим ушам. — А куда ты пойдешь?
— В московский Британский медицинский центр! — гордо ответил Полянский. — Все собеседования уже позади, договор подписан, с десятого августа начинаю принимать и консультировать.
— Здорово! — оценил Рябчиков. — Завидую белой завистью!
— Я тоже! — поддержала Елена. — Хорошее место и очень перспективное!
— Игорь, я горжусь тобой! — Маша обняла Полянского и поцеловала в губы.
Девушки Полянского обожали демонстрировать свои чувства на людях, точнее, Полянскому нравились раскованные, чуждые условностей особы.
— Поздравляю! — Данилов поднял свой наполовину полный бокал с соком. — Как это ты решился?
— Спасибо! — Полянский поочередно чокнулся со всеми, пригубил свой коньяк и продолжил:
— Так и решился, осознал свои перспективы и решил, что с меня довольно. Момент истины.
— Игорь представил, как в семьдесят пять лет он наконец-то станет завкафедрой, и ему стало плохо! — поведала Маша, заржав на весь зал.
— Примерно так, — подтвердил Полянский. — Тем более что с заработками в последнее время все хуже и хуже, а про атмосферу и вообще говорить нечего. Сплошная грызня. И если раньше грызлись интеллигентно, втихую, то сейчас на заседаниях кафедры кроют друг друга матом и уличают во взятках. Как-то тухло кругом стало и душно. Я подумал-подумал и начал рассылать резюме…
— И вот так, случайно, без знакомств, можно попасть в Британский медицинский центр? — усомнился Рябчиков. — Без связей и рекомендаций?
— Мне удалось, — скромно ответил Полянский.
— Значение связей при трудоустройстве в наше время сильно преувеличено, — добавила Елена.
— Смотря где, — уточнил Полянский. — К нам на кафедру с кондачка не попадешь, обязательно надо, чтобы кто-то за ручку привел, или хотя бы в ординаторах, как я, два года отходить.
— Ты потому, бедняжечка, и уходишь, что у тебя поддержки в институте не было. — На этот раз Маша погладила Полянского по лысому темени. — Если бы имел, где надо, мохнатую лапу, то давно бы кафедрой заведовал и парочкой лабораторий в придачу…
— Мне бы хватило и кафедры! — Полянский поддел вилкой кусок буженины, но до своей тарелки его не донес — уронил в Машину. — Извини, мышонок… Но хватит говорить обо мне. Сегодня, в этот знаменательный день, даже не день, а днище, если так можно выразиться…
— А что? «Днище» — это звучит гордо, — одобрил Данилов.
— …в этот днище отчитываться о своих достижениях должен именинник, а не его гости!
— Достижений пока нет, но в целом я доволен жизнью, — сказал Данилов. — Только бы еще обжиться на новом месте!
— Вам обживаться не трудно, — ответил Полянский, — вы же ремонт не делаете…
— Не делаем, — подтвердила Елена, — но хлопот хватает. Но это приятные хлопоты.
— Игорь говорил, что вы работаете в Федеральном госпитале МВД? — обратилась к Данилову Маша.
— Да, на это раз он не соврал.
— Мне он всегда говорит только правду, — не приняла шутку Маша. — Владимир, у меня появилась мысль написать статью о вашем госпитале. Вы можете устроить мне что-то вроде ознакомительной экскурсии? Главное, чтобы была возможность пообщаться с врачами и пациентами…
— Мышонок, ты забыла, что Вова работает реаниматологом, а не главным врачом, — перебил подругу Полянский. — Прием журналистов не в его компетенции.
— А мне многого не надо. Лишь бы провели внутрь и познакомили с интересными людьми. Это возможно, Владимир?
— Боюсь, что нет, — ответил Данилов, с недавних пор зарекшийся иметь дело с журналистами. [23] — У нас очень строгая пропускная система, и без разрешения начальника вряд ли кто-то будет с вами общаться.
— Жаль. — Маша картинно взмахнула длинными ресницами. — Я люблю медицинскую тему, она такая перспективная. Вот недавно я написала статью о восемьдесят восьмой больнице…
— После которой там сразу сняли главного врача вместе с заместителем! — вставил Полянский.
— Ну, сняли их не из-за моей статьи, — честно призналась Маша. — Хотя огласка тоже сыграла какую-то роль. Надеюсь, все в курсе событий?
Данилов, Елена и Рябчиков дружно кивнули. Месяц назад в восемьдесят восьмой больнице произошла вспышка сальмонеллеза. Более сорока человек — преимущественно пациенты, но было и несколько сотрудников, питавшихся из больничного котла, — заболели одномоментно, в течение суток.
Проверка установила, что массовое заболевание связано с нарушением технологии приготовления еды в больничном пищеблоке. Главный врач, его заместитель по медицинской части и шеф-повар пищеблока лишились своих мест. Шеф-повару досталось больше всех — против него было возбуждено уголовное дело по статье, предусматривающей ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, повлекшее массовое заболевание людей.
— Я только одного не понял — почему сняли заместителя? — спросил Рябчиков. — Что, главврач был в отпуске, а она исполняла обязанности?
— Она отличилась больше всех! — оживилась Маша. — Когда ей доложили о первых заболевших, она надавила на врачей, требуя немедленно выписать их на амбулаторное лечение! Надеялась, что таким образом можно спрятать концы в воду, представляете?! Додумалась, а?
— Вообще-то это распространенная практика, — сказал Данилов, кивая официанту, чтобы тот нес горячее. — Не она первая, не она, как мне кажется, последняя.
— И у вас в госпитале тоже практикуется такое? — Маша профессионально разыгрывала удивление, вызывая собеседника на откровенность.
— Я пока с этим не сталкивался.
— Может, сменим тему? — предложила Елена. — Я понимаю, что все мы в той или иной мере профессионально сопричастны этой теме, но как-то не хочется говорить о сальмонеллезе за столом.
— Простите, — потупилась Маша, — это я виновата. Просто это моя самая любимая тема…
— Сальмонеллез? — простодушно уточнил Рябчиков.
Данилов с Еленой не смогли удержаться от улыбки. Полянский пошел дальше — закрыл лицо руками и затрясся в беззвучном смехе. Маша посмотрела на Рябчикова взглядом, в котором изумление сочеталось с желанием испепелить на месте. Рябчиков сравнялся цветом лица с винегретом, лежавшим в его тарелке.