— У царя Эрудия не нашлось подходящего вездехода.
— Может, ты все-таки объяснишь мне, почему ты так рвешься в Нисибис? — спросил Рутилий.
— Не сейчас.
Степь после обильных дождей цвела. Желтые и красные тюльпаны, голубые и белые кроксы, анемоны, пурпурные пионы — сплошной пестрый благоухающий ковер. Но эти эфемеры скоро исчезнут под палящими лучами. Так, наверное, с точки зрения богов выглядит жизнь людей. Только вряд ли она кажется небожителям столь же прекрасной.
Отряд Элия шагал по дороге, горланя только что сочиненную песню:
«Хромой Цезарь отправился в поход. Никто не знает, куда он заведет…»
Глупая песня. Но еще глупее обижаться на подобные куплеты. Элий пробовал подпевать вместе с другими. Получалось сносно. Три центурии пехоты, не считая фургонов с провиантом и боеприпасами, — маленькая армия. Личная охрана Цезаря. Опальный Цезарь. Опальная охрана. Все они идут добровольно. А для чего они идут? Для того, чтобы составить доклад, который никому не нужен. Руфину кажется, что он посылает их в ловушку. Элий делает вид, что в эту ловушку лезет. У Руфина свой замысел, у Элия свой, столь безумный, что он боится кому-нибудь о нем рассказать. Но Элий не может отступиться от задуманного — безумцы не отступают.
Сначала Элий ехал верхом, но, видя, что Рутилий и центурионы идут вместе с подчиненными, тоже спешился и зашагал рядом. Трибун покосился на затянутые в ортопедические башмаки ноги Цезаря и неодобрительно качнул головой.
— Больше мили не пройдешь.
— Пусть будет миля, — согласился Элий. Он был в броненагруднике, как и все гвардейцы, красный плащ прикрывал плечи. Плащ, на котором не заметна кровь. Шарф на шее, чтобы доспехи не терли кожу. Шлем висел на груди. Элий так же высок и широк в плечах, как его преторианцы. Вот только шаг у него далеко не военный. И все ж он не отставал, преодолевая с каждым шагом не только жару и пыль, но и собственное увечье.
Милю они давным-давно отмахали. Рутилий протянул Цезарю флягу. Элий смочил губы. Ног он не чувствовал, но шел дальше.
— Война — это не сенат и не арена Колизея, — сказал Рутилий.
— Значит, мне придется пережить еще и это, — отвечал Элий.
— «Пережить»? — передразнил трибун.
— Послушай, Рутилий, за то, что ты сделал в Резайне, я могу отдать тебя под суд.
— Я защищал тебя. И вполне оправданно мог применить силу.
— Я не о том. Речь о пытках.
— Да, можешь отдать под суд. Не буду спорить.
— А теперь ты идешь со мной на смерть. Это ты тоже знаешь?
— Да.
— Стыкуется одно с другим?
— Вполне.
Десятая [63] когорта Первого Непобедимого легиона Независимой Месопотамии рыла окопы. Солдаты в одних шароварах и тюрбанах лениво взмахивали лопатами. Сигнумы когорт, украшенные крылатыми быками, были воткнуты в белый песок.
В полдень работы прекратились. Солдаты сидели в тени палаток, ели вчерашние черствые лепешки, запивали водой и курили. Когда на горизонте показалось белое облако и стало расти, они лениво поднялись и стали вглядываться в даль, силясь различить, что же там впереди. Прозвучал сигнал тревоги, но легионеры даже не сразу поняли, что опасность исходит именно от этого облака. Схватив лопаты вместо винтовок, новобранцы попрыгали в недорытые окопы. И тут облако пыли их накрыло. Из него выскочили низкорослые мохнатые лошадки и с разбегу перемахнули через траншеи. Всадники орали что-то ужасное и размахивали кривыми саблями. Кто-то из солдат пытался подставить под удар лопату, кто-то рухнул на дно окопа, надеясь спастись. Но последний всадник, перемахнув через траншею, швырнул в нее гранату. Десятой когорте в тот день не повезло.
Батарея успела сделать один-единственный залп, и тут же среди артиллеристов замелькали всадники в синих чекменях. Варвары беспрепятственно ворвались в неукрепленный лагерь, потоком разлились между палаток. Началось избиение. Легат легиона, юный племянник Эрудия, вскочил на быстроногого жеребца и пытался вырваться из ловушки, но зоркий глаз степняка заметил рубины на золоченом броненагруднике. Аркан захлестнул шею легата, и незадачливый военачальник рухнул в пыль. Жеребца поймал другой варвар. Никто не пытался оказать сопротивления. Большинство поднимало руки, но в плен взяли немногих, остальных перебили. Через два часа Первый Месопотамский легион, гордость царя Эрудия, перестал существовать.
«Сенатор Бенит заявил, что теперь, когда гладиаторы сражаются лишь ради денег, они должны убивать друг друга. Его предложение нашло неожиданную поддержку не. только у зрителей, но и у самих гладиаторов. — Я всегда мечтал совершить убийство на арене, — признался Красавчик. — Нынче не нужен особый дар общения с гением. Гении рядом, и мы видим, что это ничтожества. Главное для гладиатора — иметь волю к убийству».
«Акта диурна». Ноны марта (7 марта)
До Нисибиса они добрались, как и обещал Рутилий, на следующий день. Расположенный на холме возле реки Джаг-Джаг, посреди пологой равнины, город жил в основном торговлей. Крепость оказалась куда в худшем состоянии, чем предполагалось. Когда-то здесь были мощные укрепления. Сейчас стены обросли лавчонками и крошечными домишками без дверей. Циновки над входами поднимались на палках и подпирались шестами. Женщины и дети, одинаково загорелые и одинаково ободранные, раскладывали товар прямо на мостовой. Несколько храмов римских богов, кирпичные, без мраморной облицовки, с осыпавшейся во многих местах штукатуркой, не блистали ни сокровищами, ни красотой. Часть населения поклонялось Ахуре Маздре, но с ленцою, без должного фанатизма. Горит священный огонь на алтарях — и этого вполне достаточно. Повсюду сновали собаки, десятки, сотни собак. Город этот был метисом — не римский и не восточный, здесь все смешалось — богатство и бедность, роскошь и грязь, культура и суеверия, а пуще всего неверие, дома и притоны, таверны и лавки, фонтаны и пальмы, мостовые и грязные лужи, в которых валялись свиньи. Свиней было превеликое множество. На базаре торговали финиками, из фиников варили кашу, с ними пекли лепешки. Из фиников делали очень крепкий и очень вкусный ликер. Косточки от фиников валялись в пыли и почему-то постоянно норовили попасть в сандалии. Элий представлял Нисибис куда более загадочным и роскошным. А увидел обыкновенный провинциальный городишко. И почему именно здесь должна быть построена спасительная стена?
Начальник железнодорожной станции лениво отбивался от наседавших римлян, взявшихся неведомо откуда. Выяснилось, что вторая железнодорожная ветка также перерезана. И никто почему-то не собирался ее чинить.
— Кто отвечает за железную дорогу? — рявкнул Рутилий так, что куратор станции покачнулся вместе со стулом и едва не упал.