Она говорила жёстко, чеканя слова, точно генерал перед строем.
«Хорошо, — я поднялся. — Мне понадобятся все бумаги, связанные с вашей бабушкой. Фотографии, письма, официальные документы вроде водительских прав или свидетельства о собственности. Мне нужно знать об объекте всё».
В её глазах промелькнуло одобрение. Мне показалось, что оно связано в первую очередь с тем, что я назвал её бабушку «объектом», а не с деловым подходом.
«Пойдёмте», — сказала она.
«Постойте, — позвал её я. — А чей это портрет?»
На столе и в самом деле стояла фотография начала века. На ней была изображена замечательной красоты девушка; она улыбалась, глядя в камеру. Ровные белые зубы, огромные глаза, какое-то благородство черт и осанки — всё в ней было прекрасно.
«Это, собственно, бабушка, — ответила мисс Карпентер. — Здесь ей лет восемнадцать, наверное».
Я кивнул, и мы покинули комнату. Мы направились на второй этаж, а затем и на третий, чердачный. Лестница скрипела и грозила обрушиться в самый неподходящий момент. По дороге мисс Карпентер рассказывала.
«Часть документов хранится на чердаке. В комнате бабушки вы найдёте её личные вещи, возможно, какие-то записи, которые она вела. Она умерла молодой, в сорок два, от тифа». — «В каком году?» — «В сороковом. Она родилась в тысяча восемьсот девяносто восьмом». — «Когда она родила вашу мать?» — «В девятнадцатом». — «Она была замужем?» — «Да. Муж, мой дед, управлял этим домом до сорок второго года, когда он добровольцем уехал в Европу, на войну. Там его и убили. Я его не знала». — «Простите, некорректно спрашивать, но…»
Она поняла мою мысль.
«Сорок. Я сорок пятого года рождения».
Мы уже добрались до чердака. Тут было темно, пыльно и сухо. Были бы дети — получилось бы отличное место для шпионских игр. Мисс Карпентер со скрипом открыла старинный шкаф.
«Вот, — сказала она. — Тут семейный архив. Ничего такого, что бы стоило скрывать, нет, так что изучайте».
Я уже начал радоваться. Нечасто встречались столь покладистые клиенты. Я повернулся к ней.
«Работа займёт у меня несколько дней. Оплата — по результату». — «Сколько?»
Я назвал сумму гонорара и уточнил, что в неё не входят деньги на питание, ежедневные расходы, бензин.
«Меня устраивает, — сказала она и протянула мне пятидесятидолларовую бумажку. — Хватит на расходы на пару дней?» —«Конечно». — «Тогда можете приступать. Сейчас я покажу вам вашу комнату и объясню, как пользоваться горячей водой. Тут старая система».
Мне положительно нравилась эта работа. Несколько оплачиваемых дней среди природы, в старом доме. Но меня серьёзно беспокоил один вопрос: впервые в жизни я столкнулся с чем-то, чему не мог сразу найти объяснения. Попросту говоря, мне было страшно.
* * *
Один из важнейших законов нашей работы — не верь клиенту. Клиент сказал, что виновата бабушка, — будь уверен, виноваты трубы канализации. Или разболтавшийся бойлер в подвале. Поэтому после обеда я приступил к исследованию комнаты. Обед был скромный, но приятный — курица, гарнир, даже десерт. Женщины вроде мисс Карпентер обычно очень религиозны, моя же клиентка даже не помолилась перед едой. Просто пожелала мне приятного аппетита и приступила. Ела она обычно, не слишком аккуратно, часто вытирая рот салфеткой. Ожидаемой чопорности в ней не было ни на йоту.
С разрешения хозяйки я немного прибрался в комнате её бабушки. Кстати, чтобы не отвлекаться потом, скажу, что хозяйку звали Селена, её мать — Фанни, а бабушку — Маргарет. В общем, не обыденные «джоан» или «кэти».
Я вытер стол, открыл окно и проветрил, убрал пачку старых газет куда подальше. Потом повторил тот же эксперимент, который провёл при Селене.
O, how I faint when I of you do write,
Knowing a better spirit doth use your name,
And in the praise thereof spends all his might…
Тут я понял, что дальше хочу написать писать другой сонет. Я отлично помнил следующую строку «To make me tongue-tied, speaking of your fame!», но рука сама выводила другие слова. И я отдался на волю провидения. Точнее, привидения.
«Not marble, nor the gilded monuments — писал я, — of princes, shall outlive this powerful rhyme…»
Усилием воли я прервался. А потом задал (точнее, написал) простой вопрос:
«Кто вы?»
И моя рука начала выводить ответ — изящным женским почерком, тонким, почти прямым, с едва заметным левым наклоном.
«Меня зовут Джейн, мне девятнадцать лет…»
Знаете, бывает такой страх, при котором руки перестают работать нормально. Не то чтобы дрожат, а, скорее, немеют. Подобное чувство овладело мной. И первый вопрос был — кто такая Джейн.
Я сразу же встал и отправился искать мисс Карпентер. Я нашёл её в саду. Она опрыскивала какие-то цветы. Заслышав мои шаги, она обернулась и сказала, будто оправдываясь: «Знаете, тут уйма вредителей…»
«Да, — сказал я. — Но у меня к вам вопрос. Срочный». —«Пожалуйста». — «Кто такая Джейн?» — «Хм…»
Она нахмурилась.
«Это сестра-близнец бабушки. Она умерла совсем юной, кажется, захлебнулась в ванной». — «В этом доме?» — «Кажется, да. Точно не знаю. Но, скорее всего, да. Нормальная ванна тут была с самого начала, даже когда не было централизованной канализации. Бойлер поставил ещё прадед, когда строил дом. Он и сейчас тут — вы увидите. Возможно, где-то в документах есть упоминание о смерти Джейн. Я лишь знаю, что у бабушки была сестра-близнец, да и мама моя её никогда не видела, та умерла до её рождения».
Я кивнул.
«Спасибо, мисс Карпентер». — «Селена». — «Спасибо, Селена».
Я вернулся в дом, в комнату — и снова сел за стол. Снова начинать писать то же самое? Но я рисковал получить такой же результат. Благо сонетов Шекспира я наизусть помнил много и мог оперировать ими как языком общения с духом.
Чёрт, обругал я себя тогда. Я же никогда ни в каких духов не верил, а тут буквально за несколько секунд поверил. Надо было найти резонное объяснение. Но прежде чем его искать, стоило всё-таки исследовать явление.
Кстати, вы можете задать вопрос, откуда я знаю наизусть сонеты Шекспира. Так вот, я их целенаправленно выучил. Из них очень удобно выдирать различные загадочные фразы при общении с помешанными на духах. Больше никаких стихов я наизусть не знаю, но сонетов хватает с запасом. Спрашивает у тебя какая-нибудь маразматическая старушка что-то вроде «так что, тут и в самом деле дух моего умершего мужа?», а ты ей: «Будь так умна, как зла. Не размыкай зажатых уст моей душевной боли…»И всё: старушка покорена и готова платить вдвое больше, чем нужно на самом деле.
Я снова взял тетрадь, потом подумал — и отложил её. Мне показалось стоящей идеей написать следующий сонет в собственном блокноте. Может, это тетрадь виновата, а не комната?