«Джейн, вы больны?» — «К несчастью, да». — «Это полиомиелит?» — «Да. С детства». — «Вы можете передвигаться самостоятельно?» — «Да, конечно. Но с трудом, с костылями». — «Поэтому вы не поехали учиться вместе с сестрой?» — «Да». — «Но вы же могли передвигаться?» — «Да, могла». — «Вы передвигались плохо и потому не смогли отправиться в город на обучение?» — «Да, именно так».
Беседуя в таком ключе, я получил подтверждение всем сведениям, найденным в документах. Самым интересным было то, что с каждым «диалогом» Джейн становилась «разговорчивее». Хотя большинство её ответов по-прежнему были общими или ограничивались «да/нет», тем не менее несколько раз она выдавала длинное сложносочинённое предложение. Например, на вопрос «хотели ли вы учиться вместе с вашей сестрой?» она ответила: «Я очень хотела, но моё физическое состояние не позволяло, и родители приняли решение оставить меня дома».
Как выяснилось, Джейн бывала в Рапид-Сити с достаточной регулярностью. В 1914 году (ещё до отъезда Маргарет) отец купил автомобиль и возил её то на ярмарку, то в синематограф, то ещё куда-нибудь. Я уже планировал перейти к «опасным» вопросам о смерти Джейн, когда случайно наткнулся на другую запретную тему, и моя «собеседница» замолкла. Тема касалась молодых людей. Я спросил, ухаживали ли за Джейн молодые люди. И она ничего не ответила. Почему-то я представил себе, как она рыдает, отвернувшись к стенке, неспособная встать с постели из-за изувеченных ног.
* * *
В принципе, к пятому дню я уже понимал, что делать. Нужно было разговорить Джейн. Я обложился со всех сторон старинными фотоальбомами и после завтрака затеял беседу с двоюродной бабушкой Селены.
Во время завтрака произошёл разговор и с самой мисс Карпентер.
«Расскажите мне, Джон, как обстоят дела. Я ничего не узнавала у вас, а вы работаете уже пятый день…» — сказала она.
Я кивнул.
«Конечно, Селена. Во-первых, как ни странно, это действительно привидение».
«Вы сомневались?»
«Девяносто девять из ста моих клиентов — просто сумасшедшие».
«Понимаю».
«Как я уже говорил, это Джейн, сестра вашей бабушки. Она страдала от полиомиелита; когда ваша бабушка уехала в город, Джейн осталась тут, прикованной к дому. И утонула в ванной в возрасте девятнадцати лет. Остальные подробности я пытаюсь выяснить».
«Вы нашли способ избавиться от призрака?»
«Я так понимаю, что ему что-то нужно. То есть ей. Если мы сумеем дать ей это, она уйдёт сама».
«И что же это?»
«Пока не знаю. Но думаю, время тут не играет большой роли. Как видите, никаких дополнительных расходов, кроме питания, вы из-за моего пребывания в доме не несёте».
Она чуть улыбнулась и кивнула.
«Что правда — то правда».
«Мисс Карпентер, — решился я. — Позвольте нескромный вопрос?»
Она утвердительно наклонила голову, хотя и заметно напряглась.
«За чей счёт вы живёте?»
Лицо её снова приняло скучающее выражение.
«Почему же нескромный? — спросила она. — Нормальный вопрос. Я сдаю земли в аренду. Тут четверть города построена на землях, принадлежащих моей семье. Мы ничего не продали государству».
Можно было и догадаться, укорил себя я. Я же видел копии купчих на землю среди документов в верхнем шкафу.
Как я уже сказал, после завтрака я снова занял свой «пост» в комнате Джейн. На этот раз я не стал начинать разговор с вопросов. Первым делом я снова представился.
«Меня зовут Джон».
Честно говоря, я ожидал, что она ответит: «Меня зовут Джейн».
Но полученный мной ответ был ошеломляющим.
«Нет, тебя зовут Саймон, не нужно обманывать меня», — ответил мне призрак.
Я даже не знал, что ответить.
«Нет, меня зовут Джон», — снова написал я.
«Нет, Саймон».
Я почувствовал, что эта ветка беседы зайдёт в тупик и сменил тему.
«Джейн, вы сказали, что никогда не любили никого из достойных. Кого же вы любили?»
Ответа я не получил. Кажется, я перегнул палку, нужно было действовать аккуратнее. Но Джейн замкнулась, как это бывало раньше. Она задала вопрос в свою очередь:
«Саймон, почему ты задаёшь вопросы, а я отвечаю? Я тоже хочу знать что-нибудь о тебе».
«Спрашивайте, Джейн».
Как ни странно, она обращалась ко мне именно на «ты», используя устаревшую форму «thou».
«Саймон, где ты сейчас?» — «В вашей комнате». — «Какой у тебя год?» — «Тысяча девятьсот восемьдесят пятый». — «Ты обманываешь меня, такого не может быть». — «Я не обманываю, правда». — «Как там, в твоём времени?» — «Прекрасно. Очень много автомобилей и зданий из стекла и бетона». — «Как я себе и представляла. Жаль, что я не могу увидеть тебя». — «Зато я вижу тебя. У меня есть твоя фотография». — «Может, это фотография моей сестры». — «Нет, твоя, точно твоя». — «Я красивая?» — «Да, очень». — «Саймон… Ты же Саймон, правда?»
Я не знал, что ответить. Я помнил, что Саймон — это муж Маргарет, отец Фанни, дед Селены — об этом я прочёл в бумагах.
«Нет, я Джон», — попытался возразить я.
«Всё равно я буду называть тебя Саймон».
И всё, «сеанс связи» оборвался. Я снова писал, задавал вопросы, но Джейн не отвечала.
В тот же день я ещё немного продвинулся в своём расследовании. Внимательное изучение фотографий надвинуло меня на одну идею, которая изначально не была очевидной. Я нашёл снимок, датированный 1919 годом. На нём была изображена Маргарет с дочерью. Если верить документу о рождении Фанни, на момент съёмки ей должно было исполниться три месяца. Но девочке на фотографии было порядка двух лет, не меньше. Я предположил, что дата проставлена неверно. Но в том году было сделано много фотографий Маргарет, на некоторых она была одета в то же платье, и даты вполне соответствовали. После этой находки я отобрал все фотографии Фанни. К определённому возрасту её внешность уже переставала смущать: она выглядела на свои. Но на редких детских снимках девочка была заметно взрослее, чем нужно.
Я решил не обращаться с этим вопросом к Селене: она вряд ли что-то знала. Я дождался следующего дня, когда Джейн снова стала со мной разговаривать.
Очередной наш диалог я начал очень осторожно, с аккуратного введения, беседы о погоде (я спросил, например, каким было лето 1914 года). Через некоторое время я подвёл диалог к интересующей меня теме и задал вопрос:
«Джейн, в каком году родилась Фанни Харгривз?»
И получил ожидаемый ответ:
«В тысяча девятьсот семнадцатом».
Вот здесь-то меня и прошиб холодный пот. Кажется, я догадался, почему возраст Фанни был занижен на два года.
«Джейн, Фанни — ваша дочь?»