– Руку!
Бутов помог ему встать.
– Сначала к Метелину!.. – Егор дрожал от перевозбуждения, не хотел терять ни секунды. – Затем на нижнюю палубу. Сам все поймешь!
* * *
С того памятного дня жизнь на борту крейсера начала постепенно меняться к лучшему.
Для всех, кроме Егора Бестужева.
Прошло полтора месяца. Дожди не прекратились. Климатическая катастрофа по-прежнему набирала мощь, но теперь у людей появился шанс, и первым о грядущем заговорил Малехов.
Совещание в узком кругу – обычное дело, но сегодня Роман Степанович вдруг затронул тему техносферы.
– Я, пожалуй, пойду, – Бестужев встал. Фантазии на тему величия человеческой цивилизации его уже не интересовали. Он стал реалистом.
– Задержись. Ты действительно не веришь в силу земных технологий? – Малехов укоризненно взглянул на Егора.
– Нет, – прямолинейно ответил Бестужев.
– Почему?
– Разве непонятно? Оглянись вокруг, Роман Степанович!
– Да, ты прав: мы на борту хондийского корабля. Очевидный намек, хотя несправедливый.
– Что ж тут обидного? – поддержал друга Родион. – Голая реальность. Технику мы потеряли.
– Верно, – присоединился к общему мнению Павел Стременков. – Нужно продолжать исследовать крейсер, а не мечтать о несбыточном. Благодаря Егору корабль пустил корни, закрепился на скалах, самостоятельно извлекает химические элементы, вырабатывает биомассу! Теперь мы выживем, но воссоздать технологическую базу не сможем! Это же очевидно!
– Вы, трое, мыслите слишком узко! – запальчиво возразил Малехов. – Будь у нас достаточное количество сервов и другого оборудования – все сложилось бы иначе!
– Какой вообще смысл говорить о том, чего нет?! – глухо спросил Егор. Разговор его раздражал, казался пустой тратой времени.
– Нет, но будет! Очень скоро! – с непонятной уверенностью ответил Роман Степанович. – Павел прав: мы получили источник энергии, пищу, надежное укрытие. Пора двигаться дальше! Стихия пока что на нашей стороне! Вряд ли эшранги или хонди решатся сейчас на ответный удар. Нужно с толком использовать полученные преимущества!
Егор с усилием сглотнул. В словах Малехова звучала безрадостная перспектива. Учитывая пять провальных имплантаций, мне придется управлять кораблем в одиночку, контролировать множество параметров. Об удалении нерва уже и речи не идет!..
– Да, Егор, тебе придется несладко, – Роман Степанович по выражению лица понял, о чем сейчас думает Бестужев, – но, поверь, не все так мрачно и безысходно!
Бестужев сидел, не поднимая взгляд. Ему хотелось поскорее уйти, оказаться в одиночестве, так легче контролировать нерв. В присутствии людей приходилось постоянно обуздывать двойственность восприятия. Всплески чуждых инстинктов становились все чаще. Нерв одерживал маленькие победы – борьба с ним шла на пределе психологической устойчивости.
– Команда Метелина работает над усовершенствованием кибернетического адаптера. Данные, полученные от твоего импланта, уже проанализированы. Влияние нерва велико, но Вадим обещает существенно ограничить обратную связь, снизить воздействие чуждых инстинктов.
– Хотелось бы…
– Ты обязательно вскоре получишь усовершенствованный чип! Но я хотел бы поговорить не о текущих трудностях, а о перспективах нашего развития.
В душе Егора мгновенно всколыхнулась злоба, граничащая с ненавистью. Все чаще возникало неодолимое желание наброситься на Малехова, придушить его! Текущие трудности… Влез бы в мою шкуру…
– Почему только мы трое? – резонно спросил Родион. – Если говорим о перспективах, где руководители научных групп?
– Они получат конкретные исследовательские и технические задания, – Малехов ответил небрежно, словно отмахнулся от вопроса. – Людям нужна передышка. Они побывали на краю гибели, в ситуациях, к которым не были готовы. А вы справились, да и меня встряхнули, заставили действовать, когда руки, честно говоря, уже опустились! Я умею признавать слабости и ошибки. Мое противостояние с Андреем Игоревичем едва не погубило всех. Когда Русанов погиб, ситуация вообще вышла из-под контроля, все развалилось, словно карточный домик! Он был прав: у нас нет выбора! Только интеллектуальная мощь, сжатая в кулак, даст нам шанс пережить климатическую катастрофу и развиваться дальше!
– Мы при чем? – не унимался Родион.
– Не понимаешь? Ладно. Отвечу прямо: возрождение корпорации потребует жестких мер, решительных действий. Кто поддержит меня?
– Разве мало мотивации? – удивился Стременков. – Все поддержат!
– Желания жить – мало, как показала практика! Вспомни, что происходило пару месяцев назад? Расползлись по углам, смирились! Суицидники! – презрительно обронил он и тут же добавил: – Я и себя включил в список! Мы разучились бороться за жизнь, но вы – другие.
– Ладно, допустим, – грубая лесть подействовала на Родиона.
– У вас тоже есть один недостаток, – Роман Степанович присел на край черного глянцевитого выступа. Отсеки хондийского корабля еще предстояло приспособить под нужды людей. – Недоверие к машинам, пренебрежительное отношение к технологиям и знаниям. Поэтому мы сегодня и собрались в узком кругу. Хочу поделиться некоторыми соображениями, открытиями – да не удивляйтесь, я сделал ряд ошеломляющих открытий, анализируя информацию, собранную Русановым еще до нашего пробуждения. Вы должны меня выслушать. Слепой веры не потребую, но, надеюсь, скептицизма у вас поубавится. Готовы?
– Говори уже, – процедил Бестужев. – Не тяни.
– Ладно, к делу, – Малехов включил информационную систему. – Мы должны овладеть технологией стасиса, – неожиданно заявил он.
– Для чего? – спросил Родион.
Малехов порывисто встал. Он заметно нервничал, был возбужден, в его голове роились планы, но их воплощение требовало сломить недоверие, скептицизм троих друзей. «Они – моя единственная опора, по крайней мере, сейчас, – думал Роман Степанович. – Но без веры или хотя бы уверенности в конечном результате они меня не поддержат». Ему приходилось нелегко, ведь нужно подобрать слова, понятные пандорианцам, привести доводы, которые они воспримут.
– Эшранги, хонди, ц’осты и другие, так называемые «младшие, расы» полностью заслуживают уничижительного обобщения, – он начал издалека. – Простое любопытство, свойственное людям, напрочь у них отсутствует! Только подумайте – имея на борту кораблей уникальнейшее оборудование, способное локально остановить время, они не экспериментировали с ним!
– Может, причина в строгом запрете? Я слышал, армахонты категорически запрещали любые исследования в области пространства-времени, – высказался Стременков.
– Оберегая свое господство! – запальчиво уточнил Малехов.
– Разгадать технологию стасиса нам не под силу, – угрюмо произнес Бестужев.