— Зря ты велел казнить Ролеса, — послышался негромкий голосок Нептомара, жреца бога Замолксиса при царской особе.
Оролес недовольно повернулся. Хмуро оглядев тщедушную фигурку жреца в белых одеждах, он буркнул:
— Ролес нарушил мой приказ. Незачем было так пытать Скория! Сам же видишь — Ролес ныне у Замолксиса, а где мы? В глубокой заднице!
Нептомар помотал седой гривой, обжатой золотым обручем.
— Ты неправ, — строго сказал он. — Скорий ничего не знал, да и знать не мог. Его просто использовали, послав вместо себя.
— Кто? — усмехнулся Оролес. — Дух Мукапиуса?
— Ты зря смеешься, — проговорил Нептомар с оттенком неприязни. — Мукапиус был верховным жрецом Замолксиса, это правда. Главным, но не единственным! Когда Мукапиус принял яд в осажденной Сармизегетузе, он оставил за себя Сирма, своего помощника и воспитанника.
— Но Сирм тоже отравился!
— Все так думали! А он вот появился этим летом, живой и здоровый. Его видели в Дробете еще в начале осени, незадолго до того, как Скорий вышел на тебя.
— Та-ак… — протянул сын Москона. — Это что же получается? Мукапиус мог кое-что сболтнуть этому Сирму?
Нептомар поджал губы.
— Всё, что знал Мукапиус, — молвил он непререкаемо, — было известно и Сирму!
— Так чего ж ты молчал?! — разозлился Оролес. — Надо найти этого гада Сирма и всё из него вытрясти!
— Не порть себе кровь зря, — проворчал Нептомар. — Мои люди ищут Сирма и дадут знать, если нападут на след. Одно я знаю точно — Сирм все еще в Дакии. Данувия он не переплывал и не пересекал по мосту, а уходить в степь Сирм не станет — это очень и очень осторожная тварь, почему и жив до сих пор. Прошел слух, что его держат у себя язиги.
— Все равно, — не унимался главарь, — зачем тогда ты услал нас сюда, на запад? Ведь сокровища запрятаны где-то на востоке! Зачем вообще было уходить?!
— А затем! — с силой сказал жрец. — Ты же не можешь таиться и ждать своего часа! Тебе обязательно надо пошуметь, потрепать нервы римлянам! А наш «друг» передал точные сведения — Биндесдава стоит беззащитной!
Оролес промолчал. Затих и Нептомар. Конница между тем спустилась в долину Голубой Змеи — этакую цепочку лугов. Похоже было, что от недалекой степи отрезали длинную полосу разнотравья и уложили между гор.
— Бендисдава отсюда далеко? — спросил командир своего знаменосца.
Тот вспыхнул и ответил, сбиваясь:
— Рядом совсем, надо еще на юг пройти, немного! Оролес кивнул и подозвал Вортрикса сына Элиала, который командовал семью сотнями анартов, сальденов и теврисков — местных кельтских племен.
— Вортрикс! Пошлешь вперед самых шустрых! Пусть разведают, что там и как!
Кельт согласно мотнул головой и отдал приказ. Десяток парней, припадая к гривам быстроногих сарматских лошадок, умчался по долине вниз, держась ближе к лесу. Армия перестроилась, вытянулась длинной лентой по три всадника в ряд. Первым ехал сам главарь. Справа от него качался в седле насупленный Нептомар, слева — Вортрикс.
Знаменосец не соврал — Бендисдава показалась за вторым поворотом.
Прискакали разведчики и доложили, что жители не готовы к обороне — частокол стоит, и столбы воротные вкопаны, вот только одних ворот нету, не успели навесить!
— Взять Бендисдаву! — рявкнул Оролес. — И чтоб не жгли ничего, ясно? Переночуем здесь. Вперед!
— А-ау-у-у! — радостно завыла конармия, подражая волкам. — Уа-ау-у-у!
Полторы тысячи коней сорвались в галоп, топот копыт заглушил все звуки. Бедные жители Бендисдавы заметались, не зная, куда деваться. Мелкий отряд самообороны кинулся защищать ворота, но конники снесли хилую защиту, разметали редких лучников и меченосцев, втоптали их в грязь. И разлились по улочкам и проулкам, утишая конский бег, — пришел черед грабить и насиловать! Плач и вой поднялся над Бендисдавой — древняя помета войны.
Оролес въехал в ворота Бендисдавы последним. Он не торопился. Зачем? Его доля добычи никуда не денется, а с девками возиться пока охоты нет. Пусть молодые волки нарезвятся да натешатся, пусть утолят жажду крови и сорвут злость на деревенщине. Тем проще будет завтра натянуть узду! Нельзя же только требовать, надо изредка разрешать вольности.
Равнодушными глазами посматривал Оролес на убитых, валявшихся в пыли или на недоделанной булыжной мостовой. Чалко осторожно переступал трупы — привык не бояться крови.
Сбоку открылся добротный каменный дом под черепичной крышей. Огромный пес на крыльце лежал в луже крови и мертво скалил губительные клыки, дверь была сорвана с петель и валялась рядом, утыканная стрелами. Пронзительный крик вылетел из проема и тут же пресекся. Двое громил из сотни сармата Агафирса вывели во двор хозяина дома — коренастого мужчину с породистым лицом. На мужчине были римская туника, галльские брюки, укороченные до икр, и мягкие скифские сапожки. Оролес сразу узнал его.
— Ну, здравствуй, Марк Ульпий Дазий, — сказал он, выделяя два первых имени. — Вот и встретились.
Дазий тяжело посмотрел на сына Москона и отвернулся.
— Какой гордый! — усмехнулся царь. — И знать нас не хочет, надо же! А ну-ка, покажи свой язык! Хочу поглядеть, сильно ли он стерся, пока ты лизал под хвостами римских собак!
Молодцы, державшие Дазия, гулко загоготали.
— Чего же ты в Марки Ульпии подался? — тяжело спросил Оролес. — Это же имя Траяна! Того, кто загреб всю Дакию себе под седалище! И только последние из последних могли настолько прогнуться, чтобы принять имя поработителя своего!
— Да что ты говоришь? — усмехнулся Дазий. — Я был простым «волосатым» коматом, не имеющим даже слабой надежды напялить на себя колпак с расшивкой. А теперь я уважаем и богат!
— Это ненадолго! — успокоил его сын Москона.
— Царь! — закричали из дома. — А он тут старейшина, оказывается! И… сейчас покажу!
Знаменосец выбежал на улицу и показал Оролесу нагрудный знак союзника римского народа. Тот взял его и сунул под нос Дазию:
— Твой?
— Ну, мой, — спокойно ответил старейшина. — Дальше что?
— А ты знаешь, Марк Ульпий, — вкрадчиво спросил главарь, — как у нас поступают с предателями?
Дазий побледнел, но уточнил не без вызова:
— У кого — «у нас»?
— У даков!
В глазах у старейшины сверкнула веселая сумасшедшинка.
— Из нас двоих, — сказал он, — не я предал родную землю, а ты! Кто пришел убивать и грабить жителей Бендисдавы? Ты или я?!
Лицо Оролеса потемнело.
— Я царь даков! — весомо сказал он. — И пришел наказать отступников!
— Да какой из тебя царь… — покривился Дазий и сплюнул. — Говно ты, а не царь!