Она касается пальцами лепестков — и двери распахиваются.
Собор просторен, потолок парит где-то высоко-высоко над нами. Вокруг горят факелы и свечи.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — зовет Энн.
Ее голос рождает эхо: «Будь… будь… уть…»
На полу из мраморных плиток выложен красный цветочный узор. Когда я резко поворачиваю голову, цветы вдруг кажутся мне грязными и потрескавшимися, плитки — отбитыми по краям. Я моргаю — и все снова сверкает и ошеломляет красотой.
— Вы видите что-нибудь? — спрашиваю я подруг.
«Будь… будь… уть…»
— Нет, — отвечает Энн. — Погоди-ка, а это что такое?
Энн протягивает руку к чему-то на стене. Кусок камня рушится на пол. Что-то, подпрыгивая, катится по полу и останавливается у моих ног. Череп.
Энн содрогается всем телом.
— Зачем эта штука здесь?
— Не знаю…
Волосы у меня на затылке шевелятся от страха. Глаза играют со мной шутку, снова видя разбитые, грязные плитки пола. Прекрасный собор дергается, как в судороге, величественная красота рассыпается. На какую-то секунду я вижу совсем другое: это осыпавшаяся, развалившаяся оболочка, остов здания, и разбитые окна наверху смотрят зловеще, как пустые глазницы черепа.
— Думаю, нам лучше уйти отсюда, — шепотом говорю я подругам.
— Джемма! Энн!
Голос Фелисити звучит высоко и пронзительно от испуга. Мы бежим к ней. Она поднесла свечу почти вплотную к стене. И мы видим… В стену вделаны кости. Сотни костей. Страх во мне все нарастает и нарастает.
— Это не наш Храм, — говорю я, уставившись на кости чьей-то руки, крепко вмазанные в промежуток между крошащимися камнями.
Осознав положение вещей, я холодею с головы до ног. «Держись пути, девица».
— Они увели нас с тропы, как и говорила Нелл Хокинс.
Над нами что-то быстро пролетает. По куполу проносятся тени.
— Что это? — Энн хватает меня за руку.
— Я не знаю.
«Знаю… знаю… знаю…»
Фелисити нащупывает стрелу в колчане за спиной. Движение и шорох начинаются с другой стороны. И теперь как будто ближе.
— Уходим, — шепчу я. — Быстро!
Внезапно вокруг нас начинается движение. Под золотым куполом проносятся тени, похожие на гигантских летучих мышей. Мы уже почти у двери, когда слышим это: высокий пронзительный вой, от которого у меня леденеет кровь.
— Бежим! — кричу я.
Мы несемся к выходу, под нашими ботинками трещат осколки разбитого мозаичного пола. Но мы все равно слышим ужасающие вопли, рычание, лай…
— Бегом, бегом! — кричу я.
— Смотри! — резко выкрикивает Фелисити.
Тьма в вестибюле собора шевелится. И что бы там ни кружило в воздухе над нами, оно теперь опустилось между нами и дверью, и мы в ловушке. Визгливый вой затихает, сменившись низким утробным голосом, который ритмично бормочет:
— Куколки, куколки, куколки…
Они выходят из теней — с полдюжины или около того самых нелепых, гротескных существ, каких я только видела. Все до единого одеты в изодранные грязные белые балахоны, наброшенные поверх древних кольчуг, у всех башмаки с острыми металлическими носками. У одних — длинные перепутанные волосы, падающие на плечи. У других головы обриты наголо, и на коже видны свежие кровоточащие порезы. У одного особо страшного духа на голове красуется полоска волос, она тянется от центра лба через затылок к вороту. Руки этого существа обхватывают браслеты, а на шее — ожерелье из косточек человеческих пальцев. И это существо, видимо вожак стаи, выступает вперед.
— Привет, куколки, — говорит он, зловеще ухмыляясь.
Он протягивает руку. Ногти выкрашены черной краской. На мускулистых руках — отчетливые черные линии, рисунок изображает колючие стебли, они вьются кольцом. И заканчиваются у локтей, и дальше до самых плеч вытатуированы жирные красные цветки. Маки.
В памяти всплывают слова Нелл Хокинс: «Бойся Маковых воинов».
Тени движутся. Их все больше. Намного больше. Высоко над нами они сидят на перилах галереи и на стропилах, как стая горгулий. Одна тварь набросила цепь на резное украшение на стене и раскачивается на этой цепи, как маятник. Мне страшно взглянуть на мужчину, стоящего передо мной, но наконец я решаюсь — и смотрю в глаза, обведенные ломаной черной линией. Это все равно что смотреть на ожившую маску Арлекина.
У меня пересыхает в горле. Я с трудом выдавливаю из себя слова приветствия:
— К-как де-дела?
— Какие дела, куколка?
Остальные хохочут над его ответом, и я холодею с головы до ног.
Он делает шаг, приближаясь ко мне. Он держит грубый меч, которым пользуется как тростью, пальцы крепко сжимают рукоятку. На каждом пальце — по кольцу.
— Простите, что мы вторглись сюда…
У меня слишком пересохло во рту. Я не в силах выговорить больше ни слова.
— Мы заблудились, — хрипит Фелисити.
— А разве все мы не заблудились, куколка? Разве все мы не заблудились? Меня зовут Азрил, я — рыцарь мака, как и все мы. О, да вы ведь не сказали нам своих имен, прелестные леди!
Мы молчим.
Азрил прищелкивает языком.
— Ну, это не так уж и важно. Что это у нас такое? Ага, вижу, у вас есть друзья среди лесного народа.
Он забирает из рук Фелисити лук и стрелу и кладет на пол.
— Глупые куколки. И чего вы им там наобещали?
— Это просто подарок, — говорит Фелисити.
Толпа шипит и бормочет: «Лжет, лжет, лжет, лжет…»
Азрил усмехается.
— В сферах не бывает подарков, куколка. Каждый рассчитывает что-то получить взамен. Да и что собиралась делать такая сладкая малышка с таким страшным подарком? Скажите мне, куколки, скажите, что вы здесь искали? Вы думали, это Храм?
— Какой Храм? — нервно произносит Фелисити.
Азрил смеется.
— Какая храбрая! Будет почти жаль свернуть тебе шею. Почти.
— А если бы мы искали именно Храм? — спрашиваю я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Ну, куколка… Мы должны не пустить вас туда.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Разве ты связала уже магию? Нет, куколка. Тогда никто бы тут не бродил. Не с кем было бы поиграть.
— Но мы здесь не для того, чтобы связать магию, — лгу я. — Мы хотим того же, чего и вы, получить ее частицу.
— Ложь, ложь, ложь, ложь…
— Тсс!..
Азрил разводит руки, шевеля пальцами.