Вот оно. Вот что нас объединяет — ужасная печаль. Картик будто ударил меня под ложечку, я не могу дышать.
— Не надо! — предостерегаю я его.
— Не надо что?
— Не надо уходить от темы. Мне кажется, я тоже могу кое-что приказать. Ты хочешь, чтобы я нашла Храм. А я хочу кое-чего от тебя.
— Ты меня шантажируешь? — спрашивает Картик.
— Называй это как хочешь. Но я больше ничего тебе не скажу, пока ты не ответишь на мои вопросы.
Я сажусь на кровать Энн. Картик садится на мою, напротив меня. Так мы и сидим некоторое время, словно пара псов, готовых броситься друг на друга при малейшей провокации.
— Спрашивай, — говорит наконец Картик.
— Спрошу, когда буду готова, — говорю я.
— Ладно, не спрашивай.
Он встает, собираясь уйти.
— Расскажи мне о братстве Ракшана, — выпаливаю я.
Картик вздыхает и начинает говорить, уставившись в потолок:
— Братство Ракшана существует ровно столько же, сколько и Орден. Оно возникло на Востоке, но со временем в него вошли и люди из других краев. Карл Великий был Ракшана, и очень многие рыцари ордена тамплиеров. Мы были стражами сфер и их границ, мы поклялись защищать Орден. Эмблема Ракшана — меч и череп.
Картик выпаливает все это залпом, как хорошо заученный урок по истории, будто желая заработать похвалу учителя.
— Полезная эмблема, — раздраженно бросаю я.
— Поучительная! — поправляет меня Картик, подняв указательный палец.
Я не обращаю внимания на его насмешку.
— Но ты-то сам как стал Ракшана?
Он пожимает плечами.
— Я всегда с ними был.
— Не всегда, это уж точно. У тебя должны ведь быть отец и мать.
— Да. Но я никогда их не знал по-настоящему. Я с ними расстался, когда мне было шесть лет.
— Ох, — потрясенно выдыхаю я. Мне и в голову не приходило, что Картик мог так рано лишиться материнской заботы. — Мне очень жаль.
Он отводит глаза, не желая встречаться со мной взглядом.
— Тут не о чем сожалеть. Я ведь должен был тренироваться для службы братству, как до меня начал тренироваться мой брат Амар. Это было большой честью для нашей семьи. Меня забрали в школу братства, и я начал изучать математику, языки, оружие, разные способы ведения боя и защиты. И крикет. — Он улыбается. — Я неплохо играю в крикет.
— А еще что?
— Меня учили, как выжить в лесу. Как идти по следу. Как правильно воровать. Учили всему, что помогает выстоять. Никто ведь не знает, в какой день придется залезть в чей-нибудь карман ради того, чтобы купить дневное пропитание, или как отвлечь преследователей в нужный момент.
Я думаю о своей матушке, перешедшей на другую сторону и обретшей покой, и о том, как глубоко я ощущаю ее потерю.
— Неужели ты не скучаешь по родным?
Когда Картик откликается, его голос звучит едва слышно.
— Поначалу я искал свою мать на каждой улице, на всех рынках, постоянно надеялся, что могу где-то ее увидеть. Но у меня хотя бы был Амар.
— Как это ужасно… И ты не мог отказаться…
— Это моя судьба. Я принял ее. Ракшана были очень добры ко мне. Меня учили, чтобы я мог войти в верхушку братства. А что ждало меня в Индии? Чем бы я там занимался? Пас коров? Умирал от голода? Жил бы в тени англичан, вынужденный улыбаться, подавая им еду или чистя их лошадей?
— Я не хотела тебя расстраивать…
— Ты меня и не расстроила, — говорит Картик. — Не думаю, что ты вообще понимаешь, какая это великая честь — быть избранным в братство. Вскоре я буду готов перейти на последний уровень подготовки.
— А потом что?
— Не знаю, — отвечает Картик с милой улыбкой. — На последней ступени приносят клятву преданности на всю жизнь. Потом ученику показывают вечные мистерии. О них никто не говорит. Но сначала необходимо исполнить задание, чтобы доказать свою ценность для братства.
— И какое задание дали тебе?
Улыбка Картика гаснет.
— Отыскать Храм.
— Значит, твоя судьба связана с моей.
— Да, — мягко соглашается он. — Похоже на то.
Он смотрит на меня так странно, что я снова очень остро осознаю, насколько компрометируют меня мой вид и вся ситуация… я же в халате, наедине с мужчиной!
— Тебе пора уходить.
— Да, пора, — соглашается Картик, вставая. — Могу я задать вопрос?
— Да, — отвечаю я.
— Ты часто разговариваешь с зеркалом? Все молодые леди так делают?
— Нет… конечно, нет! — Я заливаюсь такой яркой краской, какой никогда не видела ни на чьих щеках. — Я просто репетировала роль. Для пьесы. Я… я буду выступать с хором.
— Должно быть, это будет очень интересное представление, — говорит Картик, покачивая головой.
— Послушай, мне завтра предстоит очень долгая дорога, так что позволь пожелать тебе доброй ночи, — говорю я официальным тоном.
Мне страстно хочется, чтобы Картик поскорее исчез и я смогла бы в одиночестве пережить свое смущение. Картик перекидывает крепкие ноги через подоконник и тянется к веревке, спрятанной в густом плюще, ползущем по стене школьного здания.
— Ох… а как мне с тобой связаться, если я вдруг найду Храм?
— Ракшана позаботились об этом и нашли для меня работу в Лондоне на время рождественских каникул. Так что я буду поблизости.
С этими словами Картик окончательно исчезает за окном, скользнув по веревке вниз. Я вижу, как он сливается с ночной тьмой, и мне хочется, чтобы он вернулся. Я едва успеваю закрыть окно и запереть его на задвижку, как в дверь кто-то стучится. Это мисс Мак-Клити.
— Мне показалось, я слышала чьи-то голоса, — говорит она, окидывая спальню внимательным взглядом.
— Я… я читала вслух, — говорю я, хватая журнал Энн, лежащий на кровати.
— Да, вижу, — произносит мисс Мак-Клити со своим странным акцентом.
Она подает мне стакан:
— Вы говорили, что не можете заснуть, вот я и принесла вам горячего молока.
— О… спасибо, — благодарю я и беру стакан. Ненавижу горячее молоко.
— Мне кажется, что наше с вами знакомство началось не слишком удачно.
— Мне очень жаль, мисс Мак-Клити… та история со стрелой… правда, мне очень жаль. И я совсем не подслушивала вас там, под дверью. Я…
— Будет, будет! Все уже забыто. Вы делите эту комнату с мисс Брэдшоу?
— Да, — киваю я.
— Она и мисс Уортингтон — ваши лучшие подруги?
— Да.