— Ну, теперь это уже неважно. Я рада видеть подруг Фелисити. Очень мило, что мисс Брэдшоу смогла приехать к нам на Рождество, поскольку ее дорогой родственник, герцог, находится в Санкт-Петербурге.
— Да, — киваю я, стараясь не подавиться столь ошеломительной ложью. — Нам всем очень повезло.
Леди Уортингтон задает мне несколько вежливых вопросов, и я коротко, но точно отвечаю ей, сообщая детали своей биографии; леди Уортингтон слушает меня с предельным вниманием, будто я — единственный человек в этой огромной комнате и говорю что-то невероятно важное. Нетрудно понять, почему адмирал влюбился в нее. Когда же она начинает говорить сама, то слушать ее очень интересно. Но Фелисити сидит с надутым видом, вертя в руке чайную ложечку, пока наконец леди Уортингтон не касается ее пальцев, заставляя выпустить ложку.
— Милая, — говорит она, — стоит ли?
Фелисити вздыхает и оглядывает столовую, как будто надеясь увидеть кого-то, кто придет ей на помощь. Леди Уортингтон одаряет нас ослепительной улыбкой.
— Дорогие, у меня есть замечательные новости. Я хотела устроить вам сюрприз, но, кажется, больше не в силах терпеть ни минуты.
— О чем это ты? — спрашивает Фелисити.
— Папа стал опекуном. Речь о малышке Полли, дочери его двоюродной сестры Би. Би умерла от чахотки, так нам сообщили, хотя я подозреваю, что причина ее смерти — разбитое сердце. На нее мало обращали внимания в семье, не слишком-то о ней заботились. Ее отец никогда не любил ее.
Фелисити бледнеет.
— Что ты хочешь сказать? Что она будет жить у нас? С тобой и папой?
— Да! И миссис Смолз, ее гувернантка, тоже, разумеется. Твой отец так счастлив, что в доме снова поселится маленькая принцесса! Фелисити, дорогая, не стоит класть в чай так много сахара. Это вредно для зубов, — выговаривает она Фелисити, не переставая улыбаться.
Фелисити как будто не слышит, опускает в чашку еще два куска сахара и делает большой глоток. Ее мать делает вид, что ничего не замечает. К нашему столику подходит женщина, мягкая и пухлая, как диванная подушка.
— Добрый день, миссис Уортингтон. Правда ли, что ваша выдающаяся гостья согласилась спеть для нас сегодня?
Леди Уортингтон озадачена.
— Ох… Ну, я точно не могу сказать… я…
Женщина продолжает болтать:
— Мы с дамами как раз обсуждали, как необычно, что вы взяли мисс Брэдшоу под свое крылышко. Если бы можно было позаимствовать вас на некоторое время… пожалуйста, расскажите мне и миссис Тредгил, как получилось, что давно потерявшаяся родственница русской царицы очутилась среди нас?
— Надеюсь, вы меня извините, — говорит нам леди Уортингтон и лебедем уплывает к другому столику.
— С тобой все в порядке, Фелисити? — спрашиваю я. — Ты очень бледная.
— Все хорошо. Мне просто уж очень не нравится, что пока я дома, у меня под ногами будет болтаться какая-то маленькая бестия.
Она ревнует. Отчаянно ревнует своих родителей к девочке, которую называют малышкой Полли. Фелисити иной раз бывает такой мелочной!
— Но она всего лишь ребенок, — говорю я.
— Сама знаю, — огрызается Фелисити. — И незачем об этом говорить. У нас есть дела более важные и неотложные. Идемте со мной.
Она ведет нас между столиками, за которыми сидят нарядные леди в огромных шляпах, пьющие чай и сплетничающие. Леди посматривают на нас и тут же возвращаются к разговорам о том, кто что сделал и кто что о ком сказал. Мы следом за Фелисити поднимаемся по широкой, покрытой ковром лестнице, мимо дам, затянутых в модные платья; дамы проявляют мимолетный интерес к молодым особам, столь бесцеремонно вторгшимся в их чопорный клуб.
— Куда ты нас ведешь? — спрашиваю я.
— В клубе есть спальни для постоянных членов. Какая-нибудь наверняка сейчас пустует. Ох, нет…
— Что случилось? — пугается Энн.
В клуб вошла солидная дама в пурпурном платье и меховом палантине. У нее очень властный вид; окружающие ее женщины ловят каждое ее слово.
— Это бывшая подруга моей матери, леди Денби.
Леди Денби? Неужели это родительница Саймона? У меня в горле застревает ком. Я могу лишь надеяться, что сумею ускользнуть незамеченной, чтобы у леди Денби не сложилось обо мне неблагоприятного впечатления.
— Почему ты говоришь, что она бывшая подруга? — спрашивает Энн со встревоженным видом.
— Потому что она никогда не простит моей матери, что та живет во Франции. Она не любит французов, потому что семья Миддлтонов в родстве с самим лордом Нельсоном, — объясняет Фелисити, упоминая великого военно-морского героя Британии. — Если ты понравишься леди Денби, весь мир будет принадлежать тебе. Если же ты ей чем-то не угодишь, ты станешь отверженной. При этом она всегда будет держаться любезно, но очень холодно. А моя глупая матушка слишком близорука, чтобы это заметить. Она все еще пытается завоевать благосклонность леди Денби. Я никогда не стану такой, как она.
Фелисити медленно, осторожно продвигается вдоль перил балкона, наблюдая за леди Денби. Я изо всех сил стараюсь держаться так, чтобы меня не заметили снизу.
— Значит, она — мать Саймона Миддлтона? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Фелисити. — А откуда ты знаешь Саймона Миддлтона?
— Кто такой Саймон Миддлтон? — спрашивает Энн.
— Я с ним встретилась вчера на железнодорожной станции. Они с Томом знакомы.
Глаза Фелисити округляются.
— И когда же ты собиралась рассказать нам об этом?
Энн делает очередную попытку:
— Кто такой Саймон Миддлтон?
— Джемма, у тебя снова секреты от нас!
— Да никакой это не секрет! — возражаю я, краснея. — Это ровно ничего не значит, в самом деле! Он просто пригласил нашу семью на ужин, вот и все.
Фелисити выглядит так, словно ее уронили прямо в середину Темзы.
— Ты приглашена к ним на ужин? Это определенно кое-что значит.
— Это невежливо — обсуждать в моем присутствии людей, которых я не знаю! — надувается Энн.
Фелисити наконец решает сжалиться над ней.
— Саймон Миддлтон — не только единственный сын виконта, но еще и очень красивый молодой человек. И он, судя по всему, проявляет интерес к Джемме, хотя она и не хочет, чтобы мы об этом знали.
— Да ничего подобного, неправда! — возмущаюсь я. — Он просто весьма милосердный человек, я уверена.
— Миддлтоны никогда не отличались милосердием, — заявляет Фелисити, глядя вниз, в фойе. — Ты должна очень постараться понравиться его матери. Ей нравится тщательно изучать людей, ее это развлекает.
— Не слишком ты меня утешила, — говорю я.
— Предупрежден — значит, вооружен, Джемма!