Свечи на рождественской елке ярко горят. Я дрожу, покрывшись потом от напряжения. Отец выглядит таким спокойным и неподвижным, что я пугаюсь — не убила ли я его?
— Отец? — тихо окликаю я. Он не шевелится, и я встряхиваю его. — Отец!
Он моргает, удивленно глядя на меня. Его озадачивает мое волнение.
— Привет, милая. Я задремал, да?
— Да, — киваю я, пристально всматриваясь в него.
Он проводит пальцем по лбу.
— Мне такой странный сон приснился…
— Какой, отец? Что тебе снилось?
— Я… я не могу припомнить. Ну, неважно, я ведь уже проснулся. И мне ужасно хочется есть. Я что, проспал чай? Придется отдаться на милость нашей дорогой поварихи.
Он энергичным шагом выходит из комнаты. Через несколько мгновений я слышу его гулкий голос и смех кухарки. Это такие чудесные звуки, что я вдруг замечаю, что плачу.
— Спасибо, — говорю я, ни к кому не обращаясь. — Спасибо, что помогли мне вылечить его.
Когда я вхожу в кухню, отец сидит за маленьким столиком и с удовольствием поглощает жареную утку и налегает на хлеб, успевая при этом развлекать кухарку и горничную рассказами о своих приключениях.
— В общем, в итоге я оказался нос к носу с самой огромной коброй, какую вы только можете вообразить. Она поднялась во весь рост, здоровенная, как молодое деревце, и шея у нее толщиной с мужскую руку…
— Ох, боже мой, — говорит кухарка, ловя каждое его слово. — И что же вы сделали, сэр?
— Я сказал: «Эй, меня не стоит есть, я ведь тощий и жилистый! Съешь-ка лучше моего спутника, мистера Робинса!»
— Ох, не может быть, сэр!
— Я так и сказал.
Отец наслаждается вниманием слушателей. И вскакивает, чтобы изобразить дальнейшие события.
— Змея поворачивается и ползет прямиком к Робинсу. А мне и нужно было всего одно мгновение. Я действую бесшумно, как церковная мышь, выхватываю мачете — и разрубаю кобру как раз перед тем, как она собралась напасть на беднягу Робинса и убить его!
Горничная, девушка примерно моих лет, очень взволнована. Она милая, хотя нос у нее и испачкан сажей.
— Кобра оказалась на редкость вкусной! — добавляет отец с довольной улыбкой.
Я так счастлива видеть его таким, что могла бы всю ночь слушать его рассказы.
— Ох, сэр, как это волнующе! Какие приключения выпали вам, просто удивительно!
Кухарка передает горничной какую-то тарелку.
— Вот, возьми. Отнеси от меня мистеру Картику.
— Мистеру Картику? — вырывается у меня. Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание.
— Да, — отвечает отец. — Картик. Наш новый кучер.
— Я сама отнесу, пожалуй, если вы не против, — говорю я и забираю тарелку у разочарованной горничной. — Мне бы хотелось познакомиться с мистером Картиком.
И, прежде чем кто-нибудь успевает возразить, я направляюсь к жилищам прислуги. Я прохожу мимо какой-то поденщицы, с головы до ног перемазанной сажей, и усталой прачки, растирающей ладонями спину. В комнатах над конюшнями живут целые семьи. Это невообразимо. Царящие здесь запахи заставляют меня прижать ладонь к носу. Каретный сарай — четвертое строение справа. Помощник конюха чистит отцовскую лошадь. Увидев меня, юноша снимает шапку.
— Добрый вечер, мисс.
— Мне нужен мистер Картик, — говорю я.
— Он вон там, мисс, рядом с каретой.
Я обхожу карету и вижу Картика; он тщательно полирует тряпкой и без того чистый экипаж. Он одет в должную униформу — брюки, ботинки, полосатый жилет, хорошая рубашка, шляпа. Его кудри смазаны маслом, чтобы держались как положено. Он выглядит настоящим джентльменом. И от этого у меня перехватывает дыхание.
Я негромко откашливаюсь. Он оборачивается, видит меня, и плутовская улыбка освещает его лицо.
— Как поживаете? — официальным тоном спрашиваю я, учитывая внимание к нам помощника конюха, который как бы случайно подходит ближе.
Картик сразу все понимает.
— Добрый вечер, мисс. Уилли! — окликает он парнишку.
— Да, мистер Картик?
— Будь так добр, выведи Джинджера размяться, хорошо?
Мальчик уходит к стойлам, где переминаются с ноги на ногу лошади, и выводит на улицу гнедого жеребца.
— Как тебе нравится мой новый костюмчик? — спрашивает Картик.
— А тебе не кажется, что это уж слишком большая дерзость с твоей стороны — устраиваться кучером в наш дом? — злым шепотом говорю я.
— Но я ведь говорил тебе, что буду поблизости.
— Да уж, ближе не придумаешь! Как тебе удалось это устроить?
— Ракшана могут очень многое.
Ну конечно. Ракшана. Разумеется.
Вокруг тихо, только фыркает лошадь в дальнем конце помещения.
— Ладно, — говорю я.
— Ладно, — эхом повторяет Картик.
— Итак, все продолжается.
— Да. Хорошо, что ты решила зайти сюда. Выглядишь отлично!
Меня тошнит от этой вежливости.
— Я принесла тебе ужин, — поясняю я, подавая ему тарелку.
— Спасибо, — кивает он, придвигая мне табурет и одновременно снимая с него толстый том «Одиссеи». Сам Картик садится на ступеньку кареты. — Значит, Эмили не придет, я так понимаю.
— Кто такая Эмили? — спрашиваю я.
— Горничная. Она приносила мне обед. Выглядит очень приятной девушкой.
Мои щеки вспыхивают.
— И ты разобрался в ее характере при столь мимолетном знакомстве?
— Да, — кивает Картик, очищая кожуру с драгоценного апельсина, без сомнения положенного на тарелку приятной Эмили.
Я пытаюсь угадать, думал ли Картик когда-нибудь обо мне как об обычной девушке, о такой, к которой можно питать склонность, которую можно желать, которую можно назвать «приятной».
— Есть новости о Храме? — спрашивает он.
— Мы сегодня побывали в месте, которое называют Лесом Света, — говорю я. — И я там встретилась с существом по имени Филон. Он не знает, как найти Храм, но предложил помощь.
— Какого рода помощь?
— Оружие.
Картик прищуривает глаза.
— То есть, похоже, оно тебе понадобится?
— Да. Филон дал нам магические стрелы. Я-то не в состоянии ими воспользоваться, но вот Фели… мисс Уортингтон довольно искусна в стрельбе из лука. Она…
— А что он попросил взамен?
— Поделиться с ним магией, когда мы отыщем Храм.
— Но ты отказалась, разумеется.
Я не отвечаю, и Картик с негодованием бросает апельсин на тарелку.