— Ошалел, что ли? — Это Гена спросил. — Если там следствие, а ты у них первый подозреваемый, под курткой в самый раз нести!..
— Мне нужно, чтобы имя Василия Дмитриевича не всплыло вообще. Никогда. Для этого необходимо, чтобы все поверили, что тревога была ложной. Кстати, а кто поднял шум?..
— Как кто? — удивился Федор. — Милиция, конечно!
— Послушай, парень, ты мне полночи рассказывал, что в вашем музее пылится куча разных вещей, о которых никто даже не знает и которых в принципе невозможно хватиться! Вы никогда их не выставляете, они у вас в запасниках лежат! Это не ты мне говорил?
— Ну, я.
— Тогда почему кражу так быстро обнаружили? Коллекции могли бы еще год не хватиться — и тем не менее хватились, и как раз когда ты ее попер! Почему?
Федор опять пожал плечами.
— Стукнул кто-то, Олег Петрович, — предположил Гена.
— Это понятно. Но кто? Гопники вряд ли стали бы звонить в музей и ментам. Значит, звонил тот, кто знал о краже. Василий Дмитриевич не в счет.
— Заказчик?
— Вот именно. Только не очень понятно зачем. Если ему нужна была икона и больше ничего, а об иконе никто не знал, кроме него самого, и потом стало известно Василию Дмитриевичу, то… что?
Все молчали.
Олег посмотрел сначала на Гену, потом на Федора и остался ими весьма недоволен. Видимо, они должны были с ходу предложить какую-нибудь версию событий, а они никаких версий не предлагали.
Федор думал: «Как же он говорит — вернуть все в музей?! Разве это можно?!»
Гена думал: «Бедненько живут, бедненько! И парень такой нервный от бедности!»
Грохнула кухонная дверь, послышались осторожные шаги, и Вероника внесла поднос с чайником и плетеной сухарницей.
Олег Петрович покосился на сухарницу. У его матери была такая же, и в нее так же насыпали «вкусное» к чаю — сухари, сушки или какие-нибудь немудреные печеньица! Он отлично помнил, как это было радостно — пить чай с сухарями! Макать их в чашку, так чтобы они размокали, и тогда их было очень интересно жевать, они как будто подтаивали во рту, или слизывать сахар, твердые, остренькие крупинки, которые царапали язык.
Вероника пристроила поднос на ветхий журнальный столик и стала доставать из шкафа «парадные» чашки и красиво выставлять их вокруг подноса, а Олег все косился на сухарницу, и тут в дверь позвонили.
От неожиданности Вероника выронила чашку, и она неслышно покатилась по ковру.
— Мама, я открою.
Федор выскочил в прихожую, а за ним двинулся Гена.
— Вы кого-то ждете?
— Да нет, Олег Петрович, ну что вы!.. — Она аккуратно вернула чашку на столик, и у нее вдруг задрожала рука. — К нам и так-то никто не приходит, не то что по утрам!
Она смотрела мимо него, в дверной проем, вытягивала шею, и голос стал хриплым, как будто страх схватил ее за горло.
Прогремел замок, дверь открылась, и Федор очень громко сказал:
— Здравствуйте!
И Гена громко сказал:
— Ешкин кот!
И еще кто-то что-то сказал, и Вероника двинулась к двери, и тогда на пороге возникла прекрасная девушка, сказочное видение.
— Доброе утро! — весело поздоровалась она.
— Как это я не догадался?.. — под нос себе пробормотал Олег Петрович. — Мог бы и сообразить…
— О чем не догадался? — прощебетала Виктория.
За ней показался Федор, лицо у него было очень красное. Гена ухмылялся совершенно крокодильей ухмылкой.
Девушка мотала головой, отцепляла зацепившийся норковый шарф, и в комнате сразу запахло духами и еще чем-то прелестным, как будто весной, нарциссами, талой водой.
— Откуда ты взялась?
Виктория очень удивилась:
— Приехала на машине, а что такое? Давайте знакомиться, да? Меня зовут Виктория, и мы вчера все вместе… Ну, в общем, мы вчера познакомились!
— Откуда ты взялась?!
— Нет, ну а что мне было делать?! В институт, что ли, ехать?! После всего, что было?! Как ты себе это представляешь?
Глаза у нее блестели. Она кинула шарф на диван, туда же полетел и полушубочек, и спросила у Вероники очень вежливо:
— Вы мама Федора, да?
— Да, — сглотнув, сказала Вероника. — А вы… кто?
— А я его знакомая! Нас Олег Петрович познакомил. Вчера.
Олег Петрович хотел было сказать, что он и сам только вчера познакомился с прекрасной Викторией, и промолчал. Происходящее неожиданно стало сильно его занимать.
Нелегко быть молодым!..
— Меня зовут Виктория, — продолжала девушка, — а вас как?
— Вероника Павловна, — пробормотала та.
— Очень приятно. То есть, по правилам, это вы должны сказать — очень приятно! Мама меня учит, учит хорошим манерам, а у меня они все равно плохие! Ой, вы чай собираетесь пить? А у меня тут как раз… — И она ловко, словно фокусница, откуда-то из-за спины достала квадратную белую коробочку. На коробочке была нарисована лилия и повязан фиолетовый бант.
Вся компания уставилась на коробку.
— У нас в доме чудная кондитерская. Ну, у меня в доме, конечно, потому что папа за городом живет! — продолжала Виктория как ни в чем не бывало. Она поставила коробочку на стол и стала развязывать бант. — Я купила пирожных. Федор, вы любите пирожные? А вы, Вероника Павловна?
— Ты зачем приехала? — нежно спросил Олег Петрович.
Виктория развязала бант, откинула крышку, полюбовалась на красоту, потрогала что-то пальцем и облизала его.
— Господи, ну как зачем?! Я же должна знать, чем все это кончится! И как бы я вас бросила одних?!
— Нас одних?! — поразился Олег Петрович.
— Ну да! Мы же вчера Федора проводили до двери, — объяснила она Веронике, перестав облизывать палец, — и Геночка ему сказал, чтобы утром он их ждал, и я поняла, что утром вы к нему приедете, вот и я тоже приехала! Ведь ты бы меня не позвал, правда?! А я же должна…
— Геночка! — рявкнул Олег Петрович.
Гена возвел к потолку смеющиеся глаза.
— А что мне было делать, Олег Петрович? Вика сказала, что сначала мы Федора завезем, а уж потом за ее машиной поедем, а я человек подневольный.
Что происходит в моей жизни, жалостливо подумал Олег Петрович. Ну, ведь так не бывает! Или все из-за человека, который привиделся ему вчера в переулке?