Бессердечная тетушка Анита, достойная наследница Хазреда Кроули, и тем и другим владела в совершенстве, а вот Мастер Плоти в новом амплуа еще не освоился. Потому оба его стража полегли меньше чем за минуту.
Бросив пистолеты с изуродованными рукоятками на дергающиеся останки голема, я на ходу выхватил два следующих и, не сбавляя шага, почти в упор, сразу из двух стволов жахнул в очередную темную фигуру, вывернувшуюся из-за поворота коридора. Мои «громобои» на порядок превосходили по огневой мощи те пистолеты, что предпочитали родственнички, – пули ударили в очередное детище Мастера, точно копыта мула.
Эффект вышел соответствующий. Фигура нелепо всплеснула руками, когда двойной выстрел оторвал ее от пола и, отшвырнув на пару шагов, шлепнул о стену. Звук от удара вышел влажный и мягкий, словно мокрой тряпкой по камню. Но прежде чем все заволокло дымом, в отблесках пламени, вырвавшегося из стволов, я успел разглядеть – у нового противника голова отсутствовала напрочь.
Типун мне на язык!
Мастер Плоти либо использовал одного из мертвых помощников Аниты, либо обучался всему просто фантастически быстро.
Когда я поравнялся с упавшим монстром, безголовое некросущество тяжело зашевелилось, силясь подняться. Судя по обрубку шеи, голову ему отпилили чисто и аккуратно – хирургической пилой. Этим инструментом Анита пользовалась лучше любого врача-костоправа.
Я отпрыгнул, уклоняясь от перевитой бугристыми мускулами руки. Держась на расстоянии, пнул тварь под ребра, не давая быстро подняться и выигрывая лишнюю секунду, чтобы сообразить, что делать дальше.
Козни Вельзевула! Как убить мертвую плоть, лишенную единственного уязвимого места? Разве только сжечь! Увы, магического самопала, как при штурме особняка Лаврина, при мне не было. Не было рядом и магеарма Фервуса, у которого его удалось позаимствовать.
Уклонившись от неловкого, слепого замаха, я снова крепко саданул нежитя каблуком в бок. Безголового отбросило назад и снова припечатало об стену. Явственно хрустнули, сминаясь, ребра. Но удар, способный вышибить дух из живого человека, мертвецу, естественно, вреда причинить не мог.
Создание оттолкнулось от пола, выровнялось на кривых ногах и, восстановив равновесие, снова двинулась в атаку. Не имея ни глаз, ни ушей, тварь, похоже, ориентировалась на ауру живого противника.
Когда безголовый приблизился на расстояние удара, я быстро опустил руку с пистолетом и выстрелом почти в упор перебил ему ногу, вдребезги разнеся коленную чашечку. Пули у «громобоев» огромные и тяжелые, так что создание тут же начало заваливаться на бок, – практически отстреленная конечность не могла удержать тяжелое, перегруженное неестественно развитой мускулатурой тело. Зайдя сбоку, я наотмашь ударил его пистолетом промеж лопаток, ускоряя падение, а затем запрыгнул на спину, звучно припечатав к полу всей своей немаленькой массой.
Безголовый отчаянно завозился, пытаясь скинуть с себя неожиданную тяжесть, но я держался крепко, точно наездник, объезжающий дикую лошадь. Тварь сменила тактику и начала выворачивать конечности, намереваясь превратиться в знакомое по особняку паукообразное создание. Но к этому времени дага уже перекочевала из ножен в мою ладонь. Продолжая удерживаться на своем кошмарном «скакуне», я принялся наносить ему в спину удар за ударом, безжалостно кромсая бесчувственную плоть.
В течение нескольких секунд моя рука с дагой двигалась методично и безостановочно, точно механическая, раз за разом всаживая клинок на всю длину, проворачивая его в ране, извлекая обратно и снова разя мертвеца.
Кровь, некогда текшая по жилам человека, превращенного сначала в труп, потом в зомби, а затем и вовсе в безголового некротического конструкта, давно уже свернулась. Многочисленные проникающие раны практически и не кровоточили.
Однако и расчет был не на то!
Шестым или седьмым ударом мне удалось полностью перебить позвоночник создания, и теперь безголовый (к этому времени ставший еще и одноногим) танат уже не мог поддерживать себя в вертикальном положении, а следовательно, представлять серьезную опасность.
Мертвяка без головы можно остановить, только расчленив. А если под рукой нет топора или меча, можно обойтись и дубиной, чтобы сломать хребет и обездвижить, сократив угрозу до минимума. Не в первый и не в последний раз я прибегал к этому нехитрому приему, вступая в схватку с чудищами всех мастей и размеров.
Действует безотказно! Разумеется, пока не столкнешься с беспозвоночной или, что еще хуже, вообще бескостной тварью.
Пожалуй, стоило задержаться и отрубить безголовому еще и руки-ноги, но у меня не имелось никакого желания давать Мастеру Плоти даже минуту форы. Он знает, что я уже иду, и, возможно, слегка паникует. Не дать ему времени собраться – атаковать с ходу и закончить все одним удачным ударом!
Бросив разряженный «громобой», – нет времени перезаряжать! – я перешагнул через елозящую по полу человекоподобную массу и, не оборачиваясь, двинулся дальше. Упорная тварь попыталась вцепиться в ногу, но и здесь не хватило расторопности – когти лишь бессильно царапнули ботинок.
Дага, наспех вытертая о штанину, вернулась в свои ножны за поясом. Правую руку я держал на рукояти шпаги, а в левой сжимал «громобой», в котором еще оставалась одна пуля. Два последних снаряженных пистолета – «единороги», заряженные сандаловой четкой и серебряным ядром, испещренным тонкой рунической вязью, ждали своего часа.
Три пули, шпага и кинжалы.
Не так мало для убийства одного сумасшедшего хилера.
Коридор сделал очередной поворот и наконец вывел прямиком в лабораторию Аниты Слотер, освещенную в отличие от мрачных подземных тоннелей Кэр-Кадазанга яркими гномьими лампами, излучавшими призрачный голубоватый свет. Дергающееся пламя свечей отвлекало и раздражало тетушку во время работы, так что здесь Кэру пришлось смириться…
Кровь и пепел!
Лучше бы света было меньше!
По крайней мере тогда мне не пришлось бы во всех отвратительных деталях рассмотреть мерзость, с порога бросившуюся в глаза.
Увиденное нелегко описать, но я попробую.
Передо мной предстали четыре операционных стола. Нет, не так. Иначе…
Переступив порог лаборатории, я увидел четыре… не знаю, как сказать… четыре сгустка массы, похожих на разбухшие тела морских животных, выброшенные приливом на берег и пролежавшие пару дней под лучами солнца. И в этой массе таилась жизнь, отвратительная и противоестественная. Полностью покрывая поверхность столов, сгустки вздымались и опадали, словно дыша, подрагивали и шевелились.
Плоть, вот что это было.
Аморфная, приведенная в желеобразное состояние. Ее полупрозрачные потеки ртутно перекатывались и поблескивали, лоснясь. В этой субстанции было что-то от медузы – такая же студенистая, склизкая на вид и отвратительно живая!