Слова, написанные детским размашистым почерком, расползались по странице, в конце каждой строки резко съезжая вниз. Некоторые слова были стерты, потом написаны заново, более ровно, с наклоном вправо. Так обычно пишут левши. Из-за стертых слов текст казался еще более неразборчивым. Должно быть, автор, закончив работу, от досады скомкал свое письмо. Опустившись в кресло-качалку, Энджи начала читать.
Дарагая Энджи,
Мне очень трудно песать, но большие девочки сказали, что я должна это сделать. Я нодеюсь, что ты сможешь прочитать мое песьмо. Я была первой девочкой, которую ты услышала. Было это всего несколько раз. Но я прячус от страшной леди доктора. Я хочу, чтобы ты взяла касетный магнитафон. Песмо песать очень трудно и медлено. С уважением, Болтушка. Большая девочка возле двери скозала, что все хорошо, что я должна расказать тебе все, чтобы больше некому не было плохо.
Прочитав письмо, Энджи почувствовала, как по спине пробежал холодок. Левой рукой она судорожно схватила карандаш и попыталась скопировать письмо на чистый лист бумаги. Это точно был не ее почерк. Ей с трудом удавалось выводить буквы левой рукой. Почерк ребенка по сравнению с ее собственным почерком казался более ровным и гладким.
Первая, которую она услышала? Что это значит? И кто такая эта большая девочка возле двери? Может быть, это Девочка-скаут, а может, кто-то другой. Может быть, привратник?
Ее жизнь — это сплошные вопросы, ответы на которые найти сможет только она сама. И чем дальше, тем тайн и загадок становится все больше и больше. Удивительно. Количество ее двойников тоже увеличивается. И все они заперты в ее голове.
Что же такое страшное и ужасное случилось, о чем она не может рассказать даже себе самой? Она, в конце концов, смогла выжить!
То, что маленькая девочка темной ночью сидела, согнувшись над столом, и усердно трудилась над письмом для нее, взволновало ее до глубины души. Даже объяснения доктора Грант, облеченные в словесную форму, никогда не вызывали в ней такого волнения. Он реально существует, этот ребенок, со своими мечтами и страхами. «Страшная леди доктор». Энджи улыбнулась.
Улыбка моментально исчезла с ее лица, когда она вспомнила о новой терапии. Доктор Грант пообещала, что все двойники-альтеры будут иметь возможность поговорить с Энджи, прежде чем их «сотрут». Это им, альтерам, решать, что из того, что они знают, следует рассказать Энджи. А Энджи придется решить, как много ей хочется узнать.
Она смотрела на помятый лист бумаги в своей руке и думала о маленькой девочке, которая хотела поговорить с ней лично, прямо сейчас, пока еще есть время.
Может быть, они знают о том, что сегодня днем ее начнут лечить новым методом? Возможно, они все слышат и понимают, и эта смятая записка — последняя отчаянная попытка маленькой девочки найти способ поговорить с Энджи перед тем, как ее «сотрут»?
Энджи представила эту девочку, которая называла себя Болтушкой. Невидимый ветер развевает ее длинные светлые волосы. В своей маленькой ручке она сжимает карандаш.
И она приняла решение. Пришло время раскрыть все тайны, вытащить на свет божий все, что было скрыто в глубинах подсознания. Готова она к этому или нет, уже не имеет никакого значения.
Двадцать прозрачных пластиковых коробок стояли в гараже возле одной из стен. Они были сложены одна на другую в пять рядов (по четыре коробки в каждом). Одежда, книги, игрушки, рисунки и еще бог знает что. Как хорошо, что мама оказалась такой бережливой хозяйкой! Энджи нашла ее в кухне. Она взбивала яйца, собираясь приготовить отцу субботний завтрак.
— Мама, скажи, ты еще не выбросила старый кассетный магнитофон, который я когда-то так любила?
— Посмотри в коробке, на которой написано: «Ребенок начинает ходить 2», с левой стороны, — сказала мама. — Во втором ряду.
Бережливая хозяйка с великолепно разработанной системой регистрации единиц хранения, которую она держит в своей голове.
Энджи вернулась в гараж, оставив открытой дверь, соединяющую его с кухней. Она разобрала штабель, достала нужную коробку и начала поиски. Она почему-то представляла, что старый добрый магнитофон с красно-желтым микрофоном лежит возле коробки с маленькими пластиковыми зверушками. Так оно и было. Взяв в одну руку розового поросенка, а в другую петушка, она погрузилась в детские воспоминания.
— Зачем он тебе, дорогая? — крикнула из кухни мама.
— Я сочиняю песню и хочу записать ее, пока не забыла, — крикнула в ответ Энджи. Бросив поросенка и петушка обратно в коробку, она захлопнула крышку и снова поставила пластиковые коробки одну на другую в том же порядке.
Мама улыбнулась, увидев, что она молча дует в микрофон.
— Батарейки разрядились? — спросила она и, отвернувшись от яиц, открыла ящик. — Новые лежат здесь. Из твоей комнаты доносились гитарные переборы. Я рада, что ты снова взяла в руки инструмент.
На самом деле она не сочиняла песню, но опять подружилась со своей гитарой. Время от времени она перебирала струны, заново учась брать нужные аккорды. Чтобы приобрести необходимые навыки и заставить пальцы автоматически становиться в нужное положение, ей когда-то пришлось потратить немало усилий и времени. Играя на гитаре, она отдыхала. Это отвлекало ее от… от мыслей о том, что происходит в ее голове.
Заглянув матери через плечо, она увидела на сковороде желтый, исходящий паром пушистый омлет.
— Добавь туда немного тимьяна и паприки, — посоветовала она. — Папе это понравится.
— С каких это пор ты у нас стала шеф-поваром? — спросила мама, усмехнувшись, и на ее правой щеке появилась ямочка. Она, похоже, не ожидала услышать подобный совет.
— Понятия не имею, — ответила Энджи весело, непринужденным тоном. — Может быть, вспомнила рецепт, который освоила, будучи в неволе.
— О господи! Ты больше так не шути, — попросила мама; у нее испуганно вытянулось лицо.
Энджи не сомневалась в том, что за этот кулинарный совет должна благодарить Девочку-скаута.
— Мама, если я не буду относиться к тому, что со мной случилось, с юмором, то просто не смогу с этим жить.
— Только прошу тебя, не шути на эту тему в присутствии отца. Ему и без этого сейчас тяжело.
— Неприятности на работе? — спросила Энджи.
Мама молчала.
Резкая боль пронзила грудь Энджи.
— Это из-за меня? Из-за того, что я вернулась домой?
Мать упорно продолжала молчать.
— Но почему? — воскликнула Энджи. Слова и страхи, которые она держала в себе, выплеснулись наружу. И сдержать этот безобразный порыв она уже не могла. — Он считал меня мертвой и уже мысленно похоронил, правда? Я для него привидение, призрак из прошлого. Он даже не смотрит на меня!
— Что за бред ты несешь, Энджи!