— Спроси, что скажет его брат, — прошептала Сара.
Она подошла и положила руку поверх моей. Вместе мы нажали кнопку у ног второй статуи. После нашей первой попытки каменная рука уже указывала на правую дверь. Раздался щелчок — на этот раз тоньше прежнего, — и рука передвинулась к левой двери.
— Йес! — заорал Майлс и замолотил руками в знак победы. — Ты сделал это, ей-богу, Джереми! — Он кинулся к левой двери и схватился за ручку.
— Майлс! — заорали мы хором. — Майлс, нет!
Неужели от смерти нас отделяют секунды? Как же мы умрем? Наполнится ли комната газом, или, наоборот, отсюда выкачают воздух и несколько мгновений мы будем корчиться на полу в ожидании наказующего огня?
Это будет быстро? Хоть бы безболезненно!
Майлс с широкой ухмылкой обернулся.
— Да я пошутил! — сказал он. — Спроси одну статую, что скажет ее брат, и сделай наоборот, — подмигнул он нам.
Широкими шагами он перешел к правой двери и, не оглядываясь на нас, повернул ручку.
Послышалось короткое шипение, как при открывании вакуумной упаковки, и дверь распахнулась к нам, в комнату.
Войдя туда, мы оказались в библиотеке, декорированной в морском стиле. Повсюду висели картины с маяками и шхунами в волнах. В одном углу глобус, в другом — астролябия. Потолок был раскрашен под ночное небо: звезды и луна.
В этой комнате привлекала внимание широкая щель, делившая ее строго надвое: и толстую стену, и картину, и зеленый ковер, даже стул, попавшийся на пути. Стул был обит шелком — зеленовато-синим с золотом; две его половины стояли по разные стороны расселины. Виднелось его желтое нутро, но разрез был идеальным: набивка не выпирала и не вываливалась из половинок.
В дальней стене виднелась дверная ниша с бруском-засовом поперек двери. Майлс подошел к ней и попробовал плечом.
— Заперта.
Я встал на колени и осторожно нагнулся над щелью. Края были острыми. Я попытался заглянуть в щель. Далеко внизу, на дне, мне почудилось движение.
Сара достала монету и бросила в щель.
Несколько секунд спустя до нас донесся слабый всплеск.
— Там вода, — констатировала она.
Упершись руками в оба края, она нагнулась. Ее голова исчезла в щели.
— Осторожнее!
Сара будто не слышала.
— По-моему, проточная.
Верно. Приглядевшись, я увидел, что ручей течет к дальней стене.
Справа висело огромное зеркало в золотой раме. Под ним на столике стояла стеклянная ваза, наполненная маленькими деревянными плашками.
— Очень мило, — сказал Майлс.
Он вдруг оказался рядом со мной, самодовольно ухмыльнулся и подался вперед, взявшись за спинку половинки стула.
— Что?
— Вверху луна, внизу вода. Классическая триада. Они практически сунули это нам под нос.
— Что?
Майлс терпеливо покачал головой.
— Луна. Вода. Какой предмет символизирует обе эти стихии почти в каждой культуре? — Он вдруг поднял стул в воздух, восторженно заорав: — Зеркало!
И с силой ударил половинкой стула в огромное зеркало на стене.
Грохот походил на взрыв. Полетели осколки.
— А-га! — ликуя, вопил Майлс, держа то, что осталось от стула.
За зеркалом оказалась стена.
На пол со звоном осыпались последние осколки.
— О-о! — вырвалось у Майлса. Он посмотрел на нас: — Упс!
Мы с Сарой переглянулись.
— Упс?
— Упс.
— Ты уничтожил зеркало.
— Я же сказал — упс!
— Классическая триада, — сказала Сара менторским тоном, подняв воображаемые очки на переносицу.
— Отвали, — буркнул Майлс.
Мы с Сарой переглянулись и захохотали.
— Все равно это было круто. — Майлс покраснел. — Да хватит! А если бы за зеркалом оказался тоннель или еще что? Вы же все равно ни хрена не знаете. Думаете, вы гении, раз удачно поиграли в куклы в первой комнате…
Он потопал в дальний угол и, надувшись, с размаху сел на стул.
Мы хохотали, буквально сгибаясь пополам.
Наконец я вытер глаза и медленно пошел вдоль стеллажей.
На полке я увидел модель корабля вроде той, как строят в бутылках, только больше.
— Эй, Майлс, — сказал я. — Не возражаешь, если я взгляну, или сразу разобьешь?
— Пошел ты…
Я снял корабль с подставок и повертел в руках.
— Странно.
С обеих сторон не хватало планок, как зубов в улыбке боксера.
Я ухмыльнулся.
Я понес корабль на стол под разбитым зеркалом, взял из вазы дощечку и приложил к дыре в борту. Она идеально подошла.
Сара захлопала в ладоши.
Каждая планка со щелчком вставала на место, и наконец ваза опустела. Корабль снова выглядел целым, однако сделали его из бледного дерева бальсы, а новые планки, ярко-коричневые, походили на древесину черешни. Но эта проблема была из разряда косметических: кораблик выглядел очень соразмерным и новеньким.
— Круто.
— Я хочу пустить его на воду, — сказала вдруг Сара.
— Ну еще бы, — пробурчал Майлс из угла, не глядя на нас.
— Давай, — согласился я.
— Валяй, — буркнул Майлс.
— Не мог бы ты встать, а? — попросила Сара. — Если что-нибудь знаешь, скажи нам!
— Это явно корабль Тезея, — сообщил Майлс.
— Чей корабль?
— Тезея. Парадокс такой. Античная загадка.
— Ну просвети нас, Бога ради!
— Корабль Тезея постепенно старел и изнашивался, но моряки все время заменяли доски. Убирали старые и вставляли новые. Вопрос в том, когда корабль перестает быть кораблем Тезея.
— Не поняла.
— Если одну доску заменить, это по-прежнему будет корабль Тезея?
— Конечно.
— А если заменить половину досок? Это по-прежнему корабль Тезея?
— Да.
— А представь, что кто-нибудь собрал все старые доски и построил второй корабль. Какой из двух будет кораблем Тезея?
Мы с Сарой ответили одновременно.
— Старый, — сказал я.
— Новый, — сказала она.
— Вот именно, — потер руки Майлс. — Смысл парадокса не в корабле, а в том, что такое чем-то быть. — Он показал на остатки стула на полу: — Это можно считать стулом? А это по-прежнему зеркало? Ты тот же самый человек, что был год назад? Этот корабль тот же самый, что ты нашел на полке?