– Ну, что, примете? – Данила заметил трех красноармейцев, которые уже подбили очки.

– Ну, давай, – согласились они. – На сигареты. Десять очков – сигарета.

– Не-а… Пять очков сигарета, – ужесточил правила Данила.

– Идет, – загорелись игроки.

На газете «Друг пленного» один из военнопленных огрызком карандаша нарисовал таблицу. Игра началась.

Даниле в кости везло. А в покерные кости – тем более. Он спокойно заканчивал «школу» – без проблем с трех раз выкидывал «тройки». Да и с первого раза ему выпадали многоочковые комбинации.

В азарте игры Кривошапкин не заметил, как к ним подошли Кондратий и Митроха. Они некоторое время вроде бы увлеченно наблюдали за игрой.

Была очередь Данилы. Он взял все пять кубиков и бросил на пол. На четырех выпало «пять», а последний кубик укатился под ноги Митрохи и остановился тоже на «пяти». Правда, всего лишь на секунду, потому как Митроха его легонько толкнул носком сапога. Кубик крутнулся еще раз и остановился с «единицей» на верхней грани.

– Покер! Там была пятерка! – воскликнул Данила.

– Нет. Там единица, – загалдели его партнеры по игре.

– Ты ногой подтолкнул кость, – Данила вскочил во весь рост перед Митрохой.

– Я ничего не толкал, – усмехнулся тот одним уголком рта.

– Там было «пять»! – не унимался Кривошапкин.

– Ты охренел, шкет, – Митроха толкнул его на Кондратия. Кондратий тут же с силой отбросил Кривошапкина на ближайшие нары.

Данила ударился головой о стояк, но не сильно, и только развернулся, как тут же получил кулаком в глаз от Митрохина. Кривошапкин упал на играющих в домино. И это его выручило. Вскакивая со своих мест, они поставили его на ноги, иначе молодой лейтенант лежал бы на полу.

Таким образом, у Кривошапкина появилось несколько секунд, чтобы принять стойку – разведчиков учили приемам. Он ступил навстречу Митрохе, схватил того за рукава, а затем провел классическую переднюю подножку – притянул его к себе, при этом резко развернулся, выставив под него ногу, и перебросил через себя. Данила не стал подстраховывать падение противника, как это делается во время соревнований, и Митроха с глухим стоном грохнулся о пол.

Теперь разведчик развернулся к Кондратию. Тот размашисто «заработал» кулаками, чтобы не подпустить Данилу к себе и по возможности провести удар в грудь или живот. Рядом с Кондратием встали с поднятыми кулаками еще трое его дружков.

Данила хорошо понимал, что силы неравны, поэтому он начал пятиться к «буржуйке» и вдруг резко подскочил к ней, выхватил раскаленную докрасна кочергу и начал махать ею перед четырьмя наступающими мужиками.

– Назад, а то всех порешу! – срывая голос, закричал Кривошапкин.

– Эй! Успокойтесь вы! – К Кривошапкину подбежал запыхавшийся староста, обхватил за плечи. – И вы отошли отсюда! Слышь, Кондратий? Или повторить?

– Мы, сука, с тобой еще посчитаемся, – прохрипел тот Даниле, весь багровый от ярости, – и своему мазутчику передай, что это и его касается.

– И Капитоше, – проговорил один из дружков Кондратия.

В это время входная дверь открылась, и в барак быстрым шагом вошли четверо охранников во главе с рыжебородым Йоханнесом. С ними рядом семенил Стайнкукер, который боязливо озирался по сторонам и жался к вооруженным «финским шведам».

Не обращая внимания на военнопленных, процессия прямиком направилась к нарам Шпильковского – рыжебородый прекрасно помнил, где они находились.

Альберт Валерьянович оторвался от книги. Лицо Йоханнеса было перекошено от злости. Он вырвал из рук военфельдшера книгу, бросил ее на соседние нары и что-то выкрикнул.

– Встаньте! – перевел Стайнкукер.

Шпильковский повиновался.

Один из охранников оттолкнул его дальше от нар. Другие принялись переворачивать матрас, заглядывать под деревянную кровать.

Вскоре в руках одного из охранников оказался финский китель, а у другого – штаны. Остальные охранники устроили шмон на соседних нарах – как раз на тех, где спали Данила, Бронислав и Никанор.

Рыжебородый взял финский китель, сжал его в кулаке левой руки, поднес к лицу фельдшера и снова заорал.

– Что это, – переводил Стайнкукер, – подготовка к побегу?

– Нет… – закачал головой Альберт Валерьянович.

– Нэт, – повторил это слово Йоханнес и свободной рукой влепил звонкую пощечину Шпильковскому.

Все находившиеся поблизости военнопленные обернулись.

– А что это? – говорил перепуганный Стайнкукер.

Своим видом он хотел показать, что он здесь только в качестве переводчика и никакого отношения к происходящему не имеет, мол, он вообще не в курсе, как начальство лагеря узнало обо всем этом.

Йоханнес что-то приказал, и Альберта Валерьяновича силой потащили из барака, не дав даже накинуть шинель и шапку.

Через несколько минут Альберт Валерьянович стоял перед комендантом лагеря в его кабинете. Йоханнес тряс перед собой конфискованной формой. Леннарт Хольмквист с очень озабоченным видом что-то проговорил.

– Комендант ждет ваших разъяснений, – сказал Стайнкукер.

– А какие могут быть разъяснения? – спокойным тоном произнес Альберт Валерьянович.

Он не утратил самообладания, даже когда разъяренный Йоханнес ударил его по щеке.

– Я принес эту форму в барак, чтобы починить. Посмотрите, вот здесь и здесь, – показал Альберт Валерьянович, – надо бы заштопать. Я хотел попросить, конечно, за дополнительный паек, чтобы кто-нибудь из красноармейцев это сделал…

Стайнкукер старательно все перевел. Лицо коменданта стало более приветливым.

– И попрошу впредь, – Шпильковский обратился к коменданту, – избавить меня от такого обращения… Или вообще, если это возможно, от общества этого человека, – глазами военфельдшер показал на рыжебородого.

Комендант только теперь обратил внимание на красную щеку Альберта Валерьяновича. Зная вспыльчивый характер Йоханнеса, он моментально все понял и что-то резкое произнес в адрес рыжебородого.

Тот, потупив глаза, буркнул в свое оправдание пару слов себе под нос.

– Йоханнес просит его извинить, – перевел Стайнкукер.

– Теперь я могу быть свободен? – вместо ответа спросил Шпильковский.

– Да-да, – ответил комендант. – И китель забирай. Как только починишь, или ваш мастер починит, мне лично покажешь, как его исправили. Возможно, в этом получится экономия.

Стайнкукер пересказал последние слова коменданта.

Тот кивнул двум охранникам, и они провели Альберта Валерьяновича назад в барак.

11

То, что произошло с военфельдшером, вызвало среди красноармейцев, по меньшей мере, недоумение и пересуды.