– Да, я Альберт Валерьянович Шпильковский! Сообщите моей старенькой матушке, что меня расстреляли в Хельсинки! Чтобы она не мучилась в неведении… Дайте написать моей Марусе прощальное письмо… Написать, что я люблю ее… Ведь должны вы исполнить мою последнюю просьбу…
В этот момент прозвучала отрывистая команда:
– Повернитесь.
Рупертти сказал это по-русски, а затем повторил по-фински.
Альберт Валерьянович медленно повернулся спиной к стене. То же самое сделали еще трое мужчин. Их лица были испачканы бурой краской.
Но тяжелые испытания для Альберта Валерьяновича еще не окончились. Перед ним стояла – он узнал ее сразу же – рыжеволосая жена белогвардейца с острова Лагскар. Та самая, которая стреляла и попала в него.
– Вы кого-нибудь из этих мужчин узнаете? – спросил по-русски Рупертти.
– То есть вы хотите сказать, узнаю ли я Михаила Федоровича?
– Вот черт, – выругался по-фински Рупертти. «Вот глупая русская, я же просил ее…» – подумал он, а вслух сказал:
– Не надо произносить никаких имен. Узнаете или нет? И кого узнаете?
Не узнать Шпильковского она не могла, ведь она должна была хорошо рассмотреть его через прицел винтовки.
– Все эти мужчины такие странные. А что у них с лицами?
– Так надо…
– Я, право, не знаю… А можно мне выйти подумать и еще раз прийти?
– Нет. Отвечайте сейчас. Кто из этих мужчин вам знаком?
– Я, честно говоря, не общалась с Михаилом Федоровичем. Он был нелюдим. Мне кажется…
И в этот момент произошло чудо.
Она показала на Альберта Валерьяновича.
– Вот этот его напоминает.
– Напоминает? – в ярости воскликнул Рупертти.
– Кажется, да… Могу я уйти?
– А где Андрюша? – продолжая кипятиться, спросил офицер «Валпо». – Почему он до сих пор не здесь?
– Скорее всего, он и не придет. Андрюша подле своей матушки. В больнице. И вообще он несовершеннолетний. Его показания не будут иметь силы.
– Я лучше знаю, что делаю, – проговорил Рупертти.
– Андрюша мне все рассказал, как он остался жив. – Женщина сделала особый акцент на слове «все». – Это было для него такое потрясение… Мальчик не сможет пережить это во второй раз. Надо пощадить его психику.
Женщина решительно направилась к двери.
Мужчины заговорили между собой.
– Не расслабляться. Кругом, – скомандовал Рупертти.
Он открыл дверь и что-то сказал, но это был шведский язык.
– Повернитесь, – снова прозвучала команда.
На этот раз Альберт Валерьянович увидел перед собой Леннарта Хольмквиста собственной персоной.
Сердце его затрепетало с новой силой. От слов этого человека зависело, жить ему или умереть.
– Вы узнаете кого-нибудь? Если да, то укажите на этого человека. И скажите, кто он, по вашему мнению, – Рупертти старался, как мог, говорить по-шведски чисто.
У него это не очень хорошо получалось, и Леннарту приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова. Еще утром этот офицер «Валпо» радушно встретил коменданта лагеря военнопленных и спросил:
– Вы говорите по-фински?
Леннарт ответил:
– Да, конечно, но ведь вы знаете, для соблюдения юридических процедур необходимо, чтобы свидетель говорил на родном языке.
Эту фразу комендант вызубрил, пока летел в Хельсинки.
– Хорошо, я буду для вас переводчиком, – самоуверенно заявил Рупертти.
– Итак, вам кто-нибудь из этих мужчин знаком?
– Ну, с такими лицами. У меня угольщик так не выглядит, извините.
– А вы хорошенько присмотритесь, – снова возвысил голос Рупертти, такие свидетели его изрядно раздражали.
– Да я хорошенько присмотрелся… Очков, слава богу, еще не ношу, – гордо проговорил Леннарт.
– Вы точно никого не можете опознать? – не унимался офицер «Валпо».
– Да, я заявляю, что я не могу никого опознать. Могу я быть свободен?
– Да, можете. Не забудьте подписать свои показания в канцелярии, – прикусив верхнюю губу от негодования, напомнил Рупертти.
– Конечно. Честь имею, – комендант лагеря развернулся и, не глядя на Альберта Валерьяновича, чтобы взглядом не выдать, что он все-таки его узнал, вышел из комнаты.
К концу февраля 1940 года правительство Финляндии осознало, что после прорыва «линии Маннергейма» республика не сможет долго сдерживать наступление Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Возникала угроза падения Хельсинки, а затем и полного захвата территории страны Советским Союзом.
7 марта главнокомандующий финской армии Карл Густав Эмиль Маннергейм выступил на военном совете за начало переговоров. В Москве тоже возникала мысль о переговорах, поскольку приходили сведения, что западные державы склонны выделить значительную помощь Финляндии. Великобритания готовилась послать две свои дивизии и сто современных бомбардировщиков. Пятьдесят тысяч добровольцев намеревалась поставить Франция.
В таких обстоятельствах война могла бы затянуться и ослабить советскую военную мощь.
8 марта в Москву отправилась финская официальная делегация. Пока шли переговоры, войска РККА получили приказ завладеть Выборгом штурмом, который закончился 13 марта, уже после объявления о прекращении огня.
Официально договор о мире был подписан 12 марта. Согласно этому документу Советскому Союзу отошел весь Карельский перешеек и город Выборг, акватория Ладожского озера вся стала советской.
Финляндия должна была отдать СССР остров Ханко в аренду на тридцать лет. В районе Печенги финны могли иметь ограниченное количество кораблей.
По итогам войны Советский Союз получил около сорока тысяч квадратных километров, а перед войной предлагалось обменять пять с половиной тысяч квадратных километров примерно на три тысячи.
Также Финляндия должна была заплатить контрибуцию в размере 95 миллионов рублей и передать СССР 250 судов, 76 паровозов, 2 тысячи вагонов и 2 тысячи автомобилей.
С другой стороны, Финская Республика сохранила независимость.
В числе всего прочего мирный договор включал положение об обмене военнопленными. В апреле 1940 года, с 14-го по 28-е, в Выборге прошло шесть заседаний по этому вопросу. Общее количество военнопленных красноармейцев в Финляндии насчитывало 5,5 тысячи человек. Финских военнопленных в СССР – 806.
Солдат и офицеров финской армии на родине встречали как героев. Их награждали медалями и орденами.
Совершенно иная участь ждала бывших военнопленных РККА. 19 апреля Политбюро приняло постановление, которое подписал секретарь ЦК И. В. Сталин. Всех возвращенных Финляндией военнопленных красноармейцев согласно этому распоряжению предписывалось отправлять в Южский лагерь НКВД, где в трехмесячный срок надлежало провести оперативные мероприятия для выявления лиц, «обработанных иностранными разведками, чуждых и сомнительных элементов и сдавшихся добровольно, с последующим преданием их суду». Вследствие чего около 80 процентов попавших в финский плен красноармейцев было осуждено сроком от пяти до восьми лет и сослано в исправительно-трудовые лагеря. Около 8 процентов освободили: это касалось тех, кто попал в плен в результате серьезного ранения или обморожения. Судьба остальных печальна, всем им были вынесены смертные приговоры.