Красивые губы Адера исказила жестокая усмешка:
— Неужто так трудно понять?
Он помог мне улечься на подушки и укрыл одеялом до подбородка, расправил одеяло и очень нежно прикоснулся к моим волосам. Насмешливое выражение его лица немного смягчилось. На миг в его зеленых глазах мелькнула доброта:
— А ты не подумала о том, что я немножко полюбил тебя, Ланор? Ты удивила меня, оказавшись не просто бродяжкой, которую Тильда притащила с улицы. Я что-то чувствую в тебе. Что-то родное, близкое… пока не пойму что. Но я пойму. Прежде всего ты должна выздороветь. Давай поглядим, поможет ли тебе этот настой. Постарайся поспать. Потом тебя кто-нибудь навестит.
Меня изумило его откровение. Судя по последней ночи, между нами существовало взаимное притяжение. Проще говоря, похоть. С одной стороны, мне льстило то, что мной мог заинтересоваться мужчина благородный, титулованный и богатый, но с другой стороны, он был садистом и эгоистом. Многое должно было бы насторожить меня, но все же я приняла чувства Адера, хотя они только заменяли мне то, что я мечтала получить от другого мужчины.
Тошнота унялась, вкус горького настоя пропал. Я стала размышлять над новой загадкой. Но мое любопытство померкло перед силой зелья, которым меня напоил Адер. Очень скоро я мирно уснула.
Миновала ночь, а за ней — день, но врач ко мне все не приходил, и я стала гадать, что за игру затеял Адер. Он не навещал меня после того, как признался в своем интересе ко мне; он присылал ко мне слуг, которые приносили новые порции настоя, но врач в мою дверь так и не постучался. Миновало тридцать шесть часов. Мне стало неспокойно. Я гадала, что на уме у Адера.
Мне нужно было уйти из его дома. Я думала: «Если я останусь здесь, я умру на этой кровати, и мое дитя умрет вместе со мной». Я должна была попытаться разыскать врача или еще кого-нибудь, кто помог бы мне поправиться или хотя бы продержаться до родов. Этот ребенок мог стать единственным доказательством любви Джонатана ко мне. Мне нестерпимо хотелось, чтобы это доказательство осталось в живых после моей смерти.
Я встала с постели и попыталась разыскать свою сумочку. Посмотрела под кроватью, в шкафу и вдруг почувствовала, что к моим ногам прикасается мокрая и холодная ткань. Оказывается, панталоны у меня забрали. На мне была набедренная повязка, впитывавшая всю гадость, вытекавшую из меня. Тряпка была грязная, она дурно пахла. Я никак не могла выйти на улицу в таком виде. Меня приняли бы за безумную и отвели в приют. Мне нужна была одежда, мне нужен был мой плащ, но у меня все отобрали.
Но я знала, где найти одежду. В комнате, где стояло множество сундуков. Там, куда меня привели в самую первую ночь.
Я вышла из своей комнаты. Было тихо, слышался только негромкий разговор двоих слуг, натиравших воском перила лестницы. В коридоре было пусто. Я добрела до лестницы, но была так слаба, что на следующий этаж мне пришлось карабкаться на четвереньках. Потом я с трудом поднялась на ноги и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Какой же коридор вел к комнате с сундуками? Все коридоры выглядели одинаково, а дверей было такое множество… У меня не было ни сил, ни времени заглядывать в каждую комнату.
Я стояла у стены, готовая расплакаться от отчаяния и боли, заставляя себя не отказываться от намерения бежать отсюда, и вдруг я увидела ее. Я увидела привидение.
Краем глаза я заметила движение и решила, что это помощница кухарки, которая возвращается в комнаты для прислуги, расположенные высоко, в мансарде. Но нет, та, которая стояла на лестничной площадке, не была служанкой.
Она была очень маленького роста. Если бы не полный живот и широкие бедра, ее можно было бы принять за ребенка. Ее женственную фигуру украшало одеяние из тончайшего шелка. Широкие панталоны и туника без рукавов, едва прикрывавшая грудь. Грудь у нее роскошная — полная и высокая. Наверное, при взгляде на ее грудь у мужчин текли слюнки.
Она была не только наделена пышными формами. Ее лицо красиво. Миндалевидные глаза казались больше, будучи подведенными углем. В ее пышных локонах сочетались медный, багряный и золотистый цвета. Распущенные волосы ниспадали волнами до поясницы. Алехандро очень верно описал цвет ее кожи. Кожа у нее была цвета корицы. Впечатление было такое, что кое-где сверкают блестки, а в целом казалось, что эта женщина вытесана из драгоценного камня. Все это я вспоминаю сейчас, но потом я видела ее не раз и знаю, что она живая, из плоти и крови. Но в то мгновение она показалась мне видением, сотворенным воображением мужчины, его представлением об идеальной женской плоти. Я смотрела на нее со страхом и восторгом. Я боялась, что, если я пошевелюсь, она исчезнет. Я не спускала с нее глаз, а она с опаской глядела на меня.
— Пожалуйста, не уходи. Мне нужна твоя помощь.
Я устала стоять и привалилась к перилам. Женщина попятилась назад. Ее босые ноги бесшумно ступали по ковру.
— Нет, нет, прошу тебя, не покидай меня. Я больна, и мне нужно уйти из этого дома. Пожалуйста, мне нужно, чтобы ты помогла мне, иначе я умру. Тебя зовут Узра, да?
При звуке своего имени женщина отпрянула еще на несколько шагов, развернулась и исчезла в темноте около лестницы, ведущей к мансарде. То ли в это мгновение меня покинули силы, то ли я так расстроилась из-за того, что она убежала от меня, но я опустилась на пол. Потолок у меня над головой закружился, словно фонарь на скрученной веревке. В одну сторону, потом — в другую. А потом — темнота.
Чуть погодя — негромкие голоса, прикосновение пальцев.
— Почему она вышла из комнаты? — Это был голос Адера, недовольный и тихий. — Ты же говорил, она не может вставать.
— Видимо, она крепче, чем кажется, — пробормотал Алехандро.
Кто-то поднял меня на руки. Я казалась себе невесомой, наполненной воздухом.
— Отнеси ее в комнату и на этот раз запри дверь. Она не должна покинуть этот дом. — Голос Адера слышался все тише. — Она умрет?
— Проклятье, откуда мне знать? — еле слышно произнес Алехандро, а потом добавил погромче, чтобы его услышал Адер. — Думаю, это зависит от вас.
«От него?» — успела подумать я, проваливаясь в забытье. Как же, интересно, от Адера могло зависеть, выживу я или умру? Но долго размышлять я не смогла. Еще пара секунд — и я погрузилась в невесомую и беззвучную бесчувственность.
— Она умирает. Не протянет и до конца дня.
Это был голос Алехандро, и его слова были не предназначены для моих ушей. Мои веки затрепетали. Алехандро стоял у моей кровати рядом с Адером. Оба решительно скрестили руки на груди. Их лица были суровыми.
Вот он и приблизился, мой бесповоротный конец, а я так до сих пор и не поняла, что они собрались сделать со мной, почему Адер решил обмануть меня, заявив о своих чувствах, зачем он потчевал меня своим зельем и не показал меня врачу. Но в то мгновение странности его поведения уже никакого значения не имели: я вот-вот могла умереть. Если им было нужно мое тело — для вскрытия, для каких-то медицинских опытов или для сатанинского ритуала, — теперь им никто не мог помешать. В конце концов, кто я такая? Нищая бродяжка, только и всего. Я даже не их служанка. Я была ниже служанки, я была женщиной, которая позволила незнакомцам делать с ней все, что им заблагорассудится, за кров и пищу. Я бы поплакала о том, что стало со мной, но лихорадка иссушила меня настолько, что слез не было.