Игорь взял скотч, оставшийся здесь с последнего его визита. Завернул пакет так, чтобы в него не попала влага, и все это замотал скотчем. Вышел из дома, посмотрел по сторонам и, решив, что в своем огороде пакет найти будет проще, пошел к высоковольтным опорам.
Он уже выкопал в сугробе глубокую ямку, когда его, словно молния, поразила одна-единственная мысль.
«А я ведь даже не попробовал», – подумал Игорь.
Он схватил пакет и начал его драть, как разъяренный бультерьер. Скотч оказался на удивление прочным. Когда в пакете получилась дырка, достаточная для того, чтобы в нее пролезла мужская рука, он выхватил первый попавшийся телефон. Сети, как обычно, не было – изредка появлялась одна палочка, но тут же исчезала.
«Ну что ж, я хотя бы попытался». И он собирался уже отправить аппарат назад в пакет, как вдруг на дисплее появилась надпись «Только 112». Сука-совесть оказалась очень настырной. Игорь подумал, что не отделается от нее, пока не позвонит. Ему даже показалось, что если бы он в данный момент мочился, то злобная совесть вывела бы на снегу его струей, хлещущей из его же члена, зловещую надпись: «Только 112».
Он набрал 112. Долго ничего не происходило, то есть было тихо, как в морге, потом начала играть мелодия «Владимирский централ». Все походило на то, что абонент 112 подключил услугу «Гудок». Но через пару секунд под эту мелодию, не попадая в ноты, начал петь какой-то мужчина:
– Владимиршкий централ – ветер шеверный…
Что-то зловещее было в этом шипящем голосе. Но потом пение и музыка оборвались, и мужчина громко произнес:
– Тисэ, мысы! Кот на крысэ!
Игорь едва не подпрыгнул. Отбросил телефон в конец огорода, а остальные скинул в ямку, уже не беспокоясь о попадании влаги, и быстро начал закапывать.
Совесть убежала, поджав хвост.
Свет теперь горел практически везде. В здании, казалось, стало теплее. Володе было вообще жарко – он снял свитер и теперь разглядывал дело рук своих с голым торсом. Обошел все здание, заглянул под лестницу – Добряк все еще спал, крысы, снова увидев угрозу, сбежали. Поднялся уже протоптанной дорожкой на второй этаж. Свет здесь был ровный, Володе даже показалось, что он чувствует прикосновение, как от солнечных лучей. И все это сделал он. ОН, черт возьми! Вот уж воистину, когда человек может почувствовать себя если не Богом, то всемогущим полубогом.
– Мальчик, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
Глупый вопрос тетеньки с большим животом мог остаться без ответа (эти многочисленные тетеньки и дяденьки с маминой работы уже успели обслюнявить все щеки, обтрепать все волосы и просто надоесть Вове), но у нее в руке было заварное пирожное. Его политые шоколадной глазурью бока так и говорили: скажи ей, ну скажи, что тебе стоит. Скажи ей, что ты хочешь стать космонавтом или разведчиком. Солги ей и возьми меня. Все солгали, и ты солги. Или ты думаешь, что, съев меня, тебе обязательно придется лететь в космос? Нет, уверяю тебя. Давай, дружок! Это самый лучший вариант. Иначе она снова тебя будет целовать, и слюна с ее толстых губ останется на твоей щеке.
– Я буду электричем, – не солгал Вова. – Как папа, – пояснил мальчик, будто это как-то объясняло то, что ему еще четыре года и слово «электрик» с его губ срывается с небольшой ошибкой.
Эклер тут же перекочевал из толстых пальцев тетеньки в руку Вовы. И пока он разглядывал подтаявшие впадины от ее пальцев на глазури пирожного, она поцеловала его. Они что, специально? У нее избыток слюны, и она облизывает чужих детей? Потому что своих она уже слизала?
Вова улыбнулся своей шутке, вытер уже мокрым рукавом щеку и откусил кусок эклера.
Что это сейчас было? Такое яркое воспоминание или видение? Он видел себя в четырехлетнем возрасте. Новый год… Да, это был Новый год. Они отмечали его у них. В их квартире. Квартира из воспоминания была совсем не такой, какой он привык ее видеть. Может, у них была еще одна квартира. Но сейчас его беспокоил собственный ответ этой слюнявой тетке:
– Я буду электричем, как папа…
Странно, очень, очень, очень странно. Насколько помнил Володя, его отец не был ни дня в своей жизни ни электриком, ни тем более электричем. Чушь.
«Я, наверное, обманул тетку, чтобы заполучить эклер. Но я ведь и стал электричем, пусть с приставкой «инженер». Как говорится, те же яйца, только в профиль».
* * *
Игорь успокоился. Он сел на скамейку и посмотрел на окна собственного дома. Не нравилось ему все это. Нереальный убийца реально убивает. Не нравилось, конечно, мягко сказано. Он боялся. Может, дело не дойдет до испражнений в собственные штаны, но он был очень близок к этому. Особенно там, в огороде. Игорь подумал, что сейчас было бы здорово напиться. Нажраться до «синих веников» и уснуть. А проснувшись, умыться…
Проснуться среди трупов не хотел? Ведь реальным убийствам всегда нужен реальный убийца. Не правда ли?
Кто бы ни шептал в его голове, а ведь он прав. Сложившаяся ситуация напоминает лотерею. Последний выживший автоматически переходит на новый уровень и становится обладателем могущественного титула «убийца». А иначе никак. Иначе «висяк». Иначе «глухарь».
Да ну что ты, Игорек. Ты что, телевизор не смотришь? Там же высокие люди говорят, что сейчас не то, что тогда. Сейчас господин полицейский не то, что товарищ милиционер.
– Я не верю в это, – вслух произнес Савельев. – Не верю.
То-то же. Ты пожалеешь, что сам себе в задницу не засунул лом. С мертвых какой спрос? Тебе даже связи твои не помогут. Хотя какие у тебя связи? Пришвин – дай бог дотянул бы с тобой до утра. Если дотянет, то БИНГО! Два лучших друга станут подельниками. Коржунов – его сгубила любовь к ночному образу жизни. Остался твой дядька. А остался ли?
Черт! В который раз Игорь пожалел о выброшенных телефонах, но когда вспоминал мерзкий голос, все проходило. Жили же как-то без телефонов в 90-х? Интересно, как? Он снова вспомнил о дядьке. Действительно, ему ведь тоже угрожает опасность. Коржунов… Электрик в теле Коржунова приходил не только поздороваться. Он хотел убить его. И наверняка хочет и сейчас.
– Игорь, ты где? – Пришвин выглянул из форточки комнаты, в которой спал Дима.
– Что ты разорался? Пацан спит.
– Уже не спит. И рассказывает удивительные вещи.
– Иду, – сказал Игорь и встал со скамейки. Он снова посмотрел на окна дома, который за прошедший вечер стал чужим.
* * *
Они усадили Колтуна в кресло, а сами сели вокруг. Масляные светильники поставили на журнальный столик в центре комнаты. От них стало светло почти как при настольной лампе.
– Говори, – предложил Костя. Он часто терял терпение, особенно в неординарной обстановке. А именно такой он ее и считал.