Как раз за возвышением, где сидело семейство королевы, он обнаружил растения с крошечными белыми цветами. От них и исходил этот дразнящий запах, и какое-то время Фритти просто стоял, упиваясь им.
От этого запаха он почувствовал жар и слабость в ногах. Запах возбуждал и успокаивал, Фритти ощущал звон в ушах и покалывание во всем теле. Шагнув вперед, он сорвал зубами один листок, подержал во рту и проглотил. Листок оказался горьковатым на вкус, но вызвал желание съесть еще. Словно во сне, Хвосттрубой сорвал и проглотил еще один лист… и еще…
– Эй! Чем это ты тут занимаешься? – Голос был громкий и сердитый. Фритти отпрыгнул подальше от цветущих растений. Позади него стоял большой кот. – Сюда еще нельзя, – неодобрительно произнес незнакомец. – И зачем ты столько съел?
Фритти плохо соображал, голова кружилась. Его качало из стороны в сторону.
– Простите… я не знал… а что это такое?
Незнакомец недоверчиво посмотрел на него:
– Ты хочешь сказать, что никогда раньше не видел духмяны, кошачьей мяты? Ладно, приятель, не морочь мне голову! Я не вчера родился. Ну-ка пошел отсюда! Иди-иди! Топай побыстрей! – Большой кот сделал угрожающий жест.
Хвосттрубой пустился наутек. Чувствовал он себя очень странно.
«Духмяна, – подумал Фритти. – Значит, это кошачья мята».
Ему казалось, что соседние деревья качаются, наклоняются к нему, а земля, казавшаяся ровной, уходит из-под лап.
«Может, все мои лапы стали разной длины?» – недоумевал он.
Вернувшись на поляну, Хвосттрубой почувствовал страх: вокруг него то появлялись, то исчезали незнакомые усатые морды. Где Шустрик? Он должен найти Шустрика.
Наконец он обнаружил котенка. Но чтобы добраться до него, понадобилось немыслимо долгое время; в конце концов Фритти подошел к Шустрику. Попробовал было заговорить, но почувствовал острый приступ тошноты. Как в тумане Хвосттрубой видел испуг на мордочке Шустрика, но голос шел, казалось, откуда-то издалека.
Фритти попытался кивнуть, но его бросило в жар, а голова была такой тяжелой, что он плюхнулся на землю. Перекатившись на спину, он услышал отдаленное пение – все Племя дружным хором выводило Благодарственную песню.
Над ним стоял Шустрик и толкал его носом… потом мордочка котенка исчезла, словно провалилась в черную яму, в какой-то туннель, поглотивший и Фритти.
Шустрик стоял над другом. Он толкал его изо всех сил, но, несмотря на это, несмотря на оглушительный шум поющей толпы, Хвосттрубой лежал как мертвый. Шустрик был совсем один. Его друг лежал больной – может быть, даже умирал, – а он был один среди моря незнакомцев.
Имя его не шепчи! Пусть спит
В плотной тени оно -
Там, где забытым его костям покоиться суждено.
Томас Мур
Шустрик в панике бегал среди опустевших гротов и дорожек Перводомья, спотыкался о корни, уворачивался от стволов. С высоты в разрывы между листьями просачивался холодный свет Ока Мурклы.
Там, на поляне, склонившись над распластавшимся у его ног бесчувственным Фритти, он громко, но тщетно звал на помощь. Все вокруг пели, танцевали или, болтая, отправлялись полакомиться кошачьей мятой. Сквозьзабор ушел с поросшего травой возвышения, Запевайта нигде не было видно, и никто не обращал внимания на мяукающего возле своего друга котенка. В страхе за жизнь Фритти он убежал с поляны в поисках кого-нибудь, кто сумеет помочь.
Но Коренной Лес был пуст, и чем дальше он уходил от праздника – от шума и света, – вековой лес становился все мрачнее и мрачнее. Наконец Шустрик остановился, чтобы перевести дыхание. Он понял, что не сможет помочь другу, если сам заблудится в лесу. Какой же он глупый! Глупый, ничтожный котенок. Он должен вернуться и добыть помощь для Фритти. Если эти празднующие кошки не захотят помочь, ему придется притащить королеву хоть за хвост!
Повернувшись, он побежал назад, туда, откуда слышался шум, на поляну.
У самого края поляны он налетел на Мимолетку, ту серую фелу, с которой подружился сегодня утром. Она явно собиралась ускользнуть с праздника, но приветливо поздоровалась с ним.
– Мимолетка, ой, Мимолетка! – вскрикнул Шустрик. – Я так рад… скорей! Идем, помоги! – Он захлебывался от волнения. – Помоги… там Хвосттрубой… он… ох!
Мимолетка терпеливо ждала. Наконец Шустрик достаточно успокоился и сумел рассказать ей о загадочной болезни Фритти, она встревожено кивнула и пошла следом за ним на поляну.
Праздник был в полном разгаре; под высоким сводом деревьев прыгали и пели кошки. Танцоры вычерчивали какие-то гипнотические круги, хвосты и лапы, раскачиваясь, тянулись к рассеянному свету Ока. Многие наелись валерьянки, и воздух сотрясался от странного пения и шумного веселья.
Фритти они нашли на том же месте, где его оставил Шустрик; он свернулся в клубок, словно новорожденный котенок. Дыхание было поверхностным, и когда Шустрик позвал его, он не ответил. Мимолетка внимательно посмотрела на Фритти, потом осторожно провела усами по его груди и морде. Опустившись рядом с Фритти на траву, принюхалась к его дыханию, поднялась и мрачно покачала серебристой головой.
– Твой друг либо обжора, либо глупец – или и то и другое вместе. От него так и несет кошачьей мятой. Только сумасшедший может съесть столько мяты, – сказала она.
– Что же с ним теперь будет? – испугался котенок.
Мимолетка посмотрела на него и смягчилась:
– Точно не знаю. Известно, что слишком много листьев и корней кошачьей мяты плохо действуют на сердце, но он молод и силен. А вот что духмяна делает с душой – это уже другой вопрос. В умеренном количестве она веселит ка, дает ощущение счастья, вызывает желание петь. Съешь побольше – чувствуешь себя сильным и видишь странные сны. А столько, сколько твой друг… Харар, я не знаю. Нам нужно набраться терпения.
– Бедный Хвосттрубой, – зашмыгал носом Шустрик, – что же мне делать? Что делать?
– Я подожду вместе с тобой, – спокойно сказала Мимолетка. – Больше ничего не остается.
Фритти Хвосттрубой падал, плыл, опускался в нескончаемую черную бездну. Лес, который пульсировал, гнулся, вздымался волнами вокруг него, исчез… все исчезло… и он падал сквозь пустоту.
Пока он падал, время потеряло всякий смысл; вокруг не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, показывающего скорость движения. Если бы не тошнотворное ощущение какой-то круговерти внутри него самого, он мог бы подумать, что стоит неподвижно.
После бесконечно долгого времени… ужас понемногу исчез из его тлеющих мыслей… он увидел – или сначала почувствовал – слабое свечение. Свечение стало мерцающим светом и постепенно превратилось в холодное белое пятно. К его изумлению, в центре светового пятна можно было различить какую-то фигуру, а по мере ее приближения Фритти разглядел огромного белого кота… бесхвостого кота, медленно вращавшегося внутри огромной черной сферы.