А он с тех пор, как она рассказала ему о самом сокровенном, стал задумчивым и каким-то отрешенным. Он теперь ходил мрачный и подавленный. Возможно, думала она, это ей только так кажется, ибо она и сама впала в депрессию. Во всяком случае, она надеялась, что ей так только кажется.
— Розенберг! Макартур! Кефовр! Трумен! Говорю тебе, нам необходим какой-нибудь гвоздевой материал!
— Ну, мы уделали Этель Розенберг!
— Отлично! Я воочию вижу, как отряды кабскаутов [12] по всей Америке дрочатся перед портретами Этель Розенберг.
— Кабскауты не дрочатся. Это бойскауты.
— У тебя просто было замедленное развитие, понял?
— А может сделаем разворот про бойскаутов?
— Потрясающе! Это лучшая идея с тех пор, как кто-то придумал разворот про стригущий лишай! Это не ты случайно?
— А как насчет разворота про сифилйс?
— Что, сифилитические бойскауты? Это же непатриотично!
— Говорю тебе, надо что-нибудь эдакое! Что-нибудь вроде гёрлскаутов-сифилитичек.
— Это то же самое. Как, интересно, бойскауты могут подцепить сифилис?
— От других бойскаутов.
— От Дж. Д. Сэлинджера?
— Это еще кто?
— Ну как же, ты что! Новая звезда на литературном небосклоне.
— Писатели — зануды. Они только и знают, что пишут, пишут.
— Редакторы сами зануды. Они только и знают, что порют всякую чушь.
— А если про телевизионщиков?
— Кого?
— Про ведущих телепрограмм?
— Молодец! О ком именно?
— О Барбаре Стил.
— Нет, уж лучше о кабскаутах.
— Ну, не знаю. А что за премьера?
— «Два храбреца».
— Кто в главной роли?
— Мередит Хаусмен.
— Да в женской! В женской! Чтб с Тобой?
— Линда Форбс.
— В прошлом году о ней писал «taftto».
— Что там еще?
— «Вверх по лестнице».
— В задницу!
— Джейн Роббинс?
— О ней уже писал «Ньюсуик».
— А может, Рок Хадсон?
— К черту этого бабника!
— Гарольд Трибьюн?
— Знаю-знаю. Эй, а Скотт Тишью?
— Слышь, мы где находимся?
— На Медисон-авеню, приятель.
— Так как насчет Хаусмена?
— Нам нужен забойный материал. Я же сказал!
— А что, если дать фото Хаусмена на фоне всех его партнерш? Это будет шесть баб всего за четвертак.
— Этот Хаусмен хорош собой?
— С ним все в порядке. Женщины от него без ума. Приятная улыбочка и все такое.
— Ладно, Хаусмен так Хаусмен, а потом дашь полосу о трансконтинентальной телесети или о договоре с япошками. О’кэй?
— Да. Скажи, а как насчет статейки о стригущем лишае в отделе здоровья? Маленькая колонка.
— Мы лучше поместим картинку твоего стриженого затылка!
— Ага, только до ушей. Но если серьезно…
— Ну давай, чего уж там. Давай, валяй.
* * *
СТРОНГ БЫВШ КИНОАКТЕРЫ СТАРЫЕ ФИЛЬМЫ ОБЛОЖКА ОЧЕРЕДНОГО НОМЕРА С МЕРЕДИТОМ ХАУСМЕНОМ НА ВРЕЗКЕ ПРЕМЬЕРА ДВУХ ХРАБРЕЦОВ НУЖНЫ ПОЛНЫЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕД И ЗАНЯТИЯ ЯРКИЕ ЦИТАТЫ ХАУСМЕН СЕЙЧАС В МОНТРЁ. МЕЙЛЕР К 3 °CЕНТ. ФОТОГРАФИИ НЕ ПОЗДНЕЕ 27 СЕНТ. С ПРИВЕТОМ, ТУРНЕР.
Телеграфный аппарат настучал это сообщение на желтой фирменной бумаге, и Клод принес депешу Джослин. Она взглянула на нее, провела кончиком шариковой ручки по верхней губе и улыбнулась.
С Хаусменом было связано ее повышение в иерархии журналистских должностей, когда из справочно-информационного отдела своего журнала она перешла в «Пало, превратившись из простой стажерки в специального корреспондента Хаусмен, конечно, не имел к ее повышению по службе прямого касательства, но, тем не менее, оставался для нее своеобразной памятной вехой на пути к профессиональному успеху. В действительности только благодаря войне ей удалось преодолеть предубеждение журнальных редакторов против женщин-репортеров — когда из редакции исчезли почти все мужчины. А она закрепилась на новом месте так, что, когда война закончилась, это предубеждение против женщин-репортеров даже помогло ей перебраться из центрального офиса в корреспондентский пункт за рубежом. В Париж. Что было очень неплохо. Парижский корпункт оказался теплым местечком. Работы там было много, но это и хорошо, потому что когда много работы, у сослуживцев не остается времени заглядывать тебе через плечо. У каждого из сотрудников был свой круг обязанностей. Джек Шоу освещал политические вопросы. Марвин Федерман писал о бизнесе и экономических вопросах, и еще о плане Маршалла. А она с Харвардом Уэвериллом освещала культурную жизнь — религия, образование, наука, спорт и шоу-бизнес. Например, кино. Она и предположить не могла, что в один прекрасный день ей придется брать интервью у Мередита Хаусмена. Она не была настолько сентиментальна, чтобы мечтать об этом. Но теперь эта перспектива показалась ей даже заманчивой. Как же давно это было? Лет тринадцать прошло. Ей было интересно посмотреть на него, изменившегося.
Она пошла в кабинет к Шоу, чтобы сообщить о запросе Турнера и обговорить с ним дату предстоящей командировки в Монтре.
— Поезжай, когда хочешь, — сказал он.
— Завтра?
— Отлично, — сказал он. — Желаю всего наилучшего.
— Спасибо.
Она вернулась к себе в кабинет, сняла телефонную трубку и позвонила Мередиту Хаусмену в Монтрё.
— Мередит? — сказала она. — Это Джослин.
— Джослин?
— Джослин Стронг? — произнесла она с вопросительной интонацией и добавила очень выразительно: — Ты, конечно, помнишь меня, дорогой?
— О да, конечно. Как ты?
— Спасибо, у меня все в порядке, — она сделала секундную паузу, чтобы заставить собеседника поволноваться еще немножко, и потом сама же помогла ему выйти из затруднительного положения, сказав: — Вообще-то я звоню как сотрудница журнала «Пало. Наши хотят подготовить о тебе главный материал номера, приуроченный к премьере «Двух храбрецов», и меня попросили встретиться с тобой и взять интервью. Когда ты сможешь?
— Встретиться здесь?
— Ну да. Если ты не возражаешь.
— Нет. Не возражаю. То есть, конечно, я буду очень рад с тобой встретиться. В любое время. Мы еще пробудем здесь недели три.
— Что, если завтра?