Снимки с места преступления по-прежнему лежали перед Хау. На том же месте, куда их положил Фил. Тот к ним даже не притронулся.
— Ну как, насмотрелись уже? — спросил Фил. — Довольны своей работой? Потому что на самом деле обычно никто не остается доволен, верно? Всегда остается что-то, что можно было бы сделать лучше. Что-то, что вначале представлялось хорошей идеей, но после окончания уже выглядит неправильно. — Он наклонился вперед. — С вами тоже так было, Энтони? Было там что-то такое, — он показал на фотографию женщины на плавучем маяке, — что можно было бы сделать получше, а? — Он откинулся назад, вытянув руки перед собой и положив ладони на стол. — Как оно должно было бы выглядеть? Расскажите мне.
Голос Хау был тихим и дрожащим.
— Я… Я никогда ее раньше не видел. Я не делал этого… Я этого не делал…
Во время паузы в допросе Фил зашел в комнату наблюдения. Фенвик и Фиона Уэлч смотрели в стекло. Когда он вошел, оба повернулись к нему.
— Все правильно, — сказала Фиона. — Не отпускайте его. Он обязательно расколется, я уверена. Просто не отпускайте его.
Фенвик выглядел несколько озабоченным.
— Можно вас на пару слов? Давайте выйдем.
Фил вышел за боссом в коридор. Там стоял обычный запах казенного заведения, как в любом полицейском участке. Фил часто думал, что у Министерства внутренних дел есть какой-то специальный дезодорант с этим специфическим ароматом, хранящийся в ящиках на каком-нибудь складе в Главном управлении. Что-то вроде «О-де-Ник».
— Вы в порядке? — спросил Фенвик.
— Нормально.
Выражение лица Фила и его глаза были непроницаемыми.
— Правда? Потому что, глядя на вашу беседу с подозреваемым, я в этом не уверен. — Фил ничего не ответил, и Фенвик продолжил: — Вы лучше всех ведете допросы в нашем управлении, Фил, и сами это знаете. Я видел, как вы заходили в эту комнату, начинали разговаривать и заставляли людей признаться, в то время как те продолжали считать вас своим лучшим приятелем. Я видел, как вы ломали негодяев, которых, кроме вас, не мог расколоть никто. Но здесь…
Фил приготовился отразить нападение.
— А что, собственно, здесь?
— Вы играете не в свою игру. Вы просто наехали на него. Почему? Потому что это она так сказала?
— Нет. Потому… потому… потому что это моя работа…
Фенвик сокрушенно покачал головой.
— Фил…
— Послушайте, Бен. Если он виновен, он сломается. Если невиновен — выстоит. Все очень просто.
По выражению лица Фенвика он понял, что на этом их разговор окончен.
— Ну ладно. Делайте, как знаете.
— Именно так.
И Фил вернулся в комнату для допросов.
— Значит, вы этого не делали, — сказал Фил, глядя в затылок Энтони Хау, который по-прежнему чуть ли не лежал на столе.
Тот медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Но вы признаете, что преследовали Сюзанну.
Он кивнул.
— Хорошо. Уже какой-то прогресс. Мы все-таки куда-то продвигаемся.
Хау поднял на него глаза.
— У нас с ней были свои отношения… Она разорвала их, и… и… я не мог этого вынести… Мне хотелось увидеть ее, поговорить с ней… вот и все. Просто поговорить, сказать ей, что я… я… — Его голос снова сорвался. Он вздохнул. — Да, вчера она мне действительно позвонила. И я действительно не перезвонил ей в ответ.
— Почему?
— Потому что она начала бы… начала бы кричать на меня…
— А вам не нравится, когда на вас кричат?
Он кивнул головой.
— Понятно, — сказал Фил. — А что насчет Джулии Миллер?
Тот отрицательно покачал головой.
— Адель Харрисон?
Энтони опять покачал головой, крепко зажмурив глаза.
— Зоя Херриот? — Фил снова повысил голос. — Зачем вы убили ее? Она встала у вас на пути? Она мешала вам снова быть с Сюзанной? Так? Она тоже стала бы кричать на вас?
Ответа не последовало.
— Все было так?
Хау заплакал.
Фил внимательно следил за ним, откинувшись на спинку стула. В этот момент в сердце его заронилось сомнение. Потом оно сформировалось в мысль: «Фенвик прав. Я сам не знаю, что делаю».
Был ли Хау действительно виновен? Фил понял, что не знает этого. И не мог понять, почему он этого не знает. Он должен был находиться над ситуацией, должен был следить за нюансами поведения подозреваемого, должен был расшифровывать, анализировать их и строить следующую серию своих вопросов, основываясь на результатах этого анализа. А вместо этого он сбился на крик и принялся ломать сидевшего перед ним человека, даже не будучи уверен в том, виновен тот или нет.
Он снова подумал о Марине. И пожалел, что ее нет сейчас рядом.
В этом все и дело. Он понимал это. Но ничего не мог поделать.
Он встал.
— Допрос закончен.
Хау поднял на него взгляд, и в уголках его глаз заискрилась надежда.
— Что это значит? Я могу идти домой?
Фил смотрел на неловко сидевшего за столом сломленного им человека и не знал, что ему ответить.
— Нет, — наконец сказал он. — Я намерен выдвинуть против вас обвинение в похищении Сюзанны Перри, и сегодняшнюю ночь вы проведете здесь. Утром мы поговорим с вами еще раз.
Хау отшатнулся, как будто его ударили.
— Нет! Нет, вы не можете… прошу вас…
Фил отвернулся от него и подал знак полицейскому у двери увести задержанного.
— Пожалуйста, вы не можете… мне нельзя в камеру, пожалуйста…
Фил ничего не ответил.
— Я… у меня… у меня клаустрофобия, прошу вас… пожалуйста… — Потом он закричал: — Я просто боюсь!
Фил вышел из комнаты. Руки его дрожали, взгляд был рассеянным.
Ему срочно нужно было сделать один телефонный звонок.
Вторую ночь подряд Фил сидел на той стороне кровати, где раньше спала Марина. Его невидящие глаза смотрели перед собой, но взгляд был устремлен не наружу, а внутрь себя.
Все его мысли снова были сосредоточены на его женщине и его дочери.
Словно очнувшись, он помотал головой и поднес к губам бутылку пива. Пустая. Он не помнил, как выпил ее. Он тяжело вздохнул. Голова его была занята не тем. Он сейчас должен был думать о порученном ему деле, должен был погрузиться в него, должен был прокручивать его со всех сторон, снова и снова рассматривая под разными углами зрения, но все было не так. Он просто не мог заставить себя сосредоточиться на работе. И это одновременно и пугало, и беспокоило его.