Меня глубоко занимали.
* * *
Иль только сладостный предмет
Любви таинственной, унылой
Тогда... Но полно! вас уж нет,
Мечты невозвратимых лет,
Во глубине души остылой
Не тлеет ваш безумный след.
* * *
Мечтатель! полно! перестань!
Не пробуждай тоски напрасной,
Слепой любви, любви несчастной
Заплачена тобою дань...
Опомнись! - долго ль, раб послушный,
Тебе неволи цепь лобзать
И в свете лирой малодушной
Свое безумство разглашать.
* * *
Забудь мучительный предмет
Невозвратимых заблуждений.
* * *
Чего ты жаждешь, посмеяний?
* * *
Забудь
И слабость отроческих лет.
* * *
Ты возмужал средь испытаний,
Забыл проступки ранних лет.
Постыдных слез, воспоминаний
И безотрадных ожиданий
Забудь мучительный предмет. [31]
Здесь замечательны самые определения: это любовь слепая, несчастная, безумная, но прежде всего - таинственная. Однако же молчание о ней не распространяется на поэзию: поэт разглашает в свете свое безумство лирой.
В чистовом виде это место получило следующий вид:
Я помню столь же милый взгляд
И красоту еще земную,
Все думы сердца к ней летят,
Об ней в изгнании тоскую...
Безумец! полно! перестань,
Не оживляй тоски напрасной,
Мятежным снам любви несчастной
Заплачена тобою дань
Опомнись; долго ль, узник томный,
Тебе оковы лобызать
И в свете лирою нескромной
Свое безумство разглашать?
Здесь в особенности интересны стихи:
Я помню столь же милый взгляд
И красоту еще земную.
Это могло относиться только к стареющей Карамзиной.
В чистовике уже, однако, стерты главные конкретные черты черновика. В первом издании поэмы, в 1824 г., Пушкин откинул еще 10 стихов, начиная со стиха:
Все думы сердца к ней летят.
Между тем черновой набросок - это как бы непосредственная запись, поэтический дневник с автобиографическими чертами. "Безумная любовь" элегии "Погасло дневное светило") точно здесь отнесена к отроческим летам и вызывает воспоминание о посмеяниях, о проступках ранних лет и "постыдных слезах".
Это поэтический двойник рассказов Блудова о том, как смеялись Карамзины над любовным письмом Пушкина, о месте в их царскосельском китайском доме, облитом слезами Пушкина.
Нет, не петербургское увлечение светской певицей, не мимолетная южная любовь к молоденькой девушке, а страсть ранних лицейских лег, "невозвратимые заблуждения" отроческих лет.
4
Самое создание "Бахчисарайского фонтана" связано с воспоминанием о Карамзиной, с ее рассказом.
25 августа 1823 г. Пушкин писал брату из Одессы: "Здесь Туманский. Он добрый малой, да иногда врет - напр., он пишет в П. Б. письмо, где говорит между прочим обо мне: Пушкин открыл мне немедленно свое сердце и porte-feuille, - любовь и пр... дело в том, что я прочел ему отрывки из "Бахчисарайского фонтана" (новой моей поэмы), сказав, что я не желал бы ее напечатать потому, что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки [32] мне не по нутру. Туманский принял это за сердечную доверенность и посвящает меня в Шаликовы [33] - помогите!"
Таково письмо к брату.
Как эти чувства, воспоминания и мысли близки его поэзии, в какой мере это поэтические мысли, мы узнаем из конца первой главы "Евгения Онегина", законченной в октябре 1823 г., т. е. через два месяца после письма брату:
Любви безумную тревогу Я безотрадно испытал. Блажен, кто с нею сочетал Горячку рифм: он тем удвоил Поэзии священный бред, Петрарке шествуя вослед, А муки сердца успокоил, Поймал и славу между том, Но я, любя, был глуп и нем. *
...Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я все грущу, но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет.
Петрарка (и в письме к брату и в "Евгении Онегине") - точный поэтический термин у Пушкина: это поэт любви платонической. Строки:
Любви безумную тревогу
Я безотрадно испытал
- повторяют элегию, где выражение "Любви безумной, безотрадной" - это неизменное точное определение этой юношеской, ранней, "утаенной" любви.
Боязнь огласки личного тайного смысла поэмы "Бахчисарайский фонтан" не может Пушкину помешать говорить о нем. 8 февраля 1824 г. он пишет из Одессы Бестужеву: "Радуюсь, что мой фонтан шумит. Недостаток плана не моя вина. Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины.
Aux douces lois des vers je pliais les accents
De sa bouche aimable et naпve". *
* К нежным законам стиха я приноравливал звуки ее милых и бес-· хитростных уст (франц.). - Прим. ред.
Жажда высказаться здесь необыкновенна, а фраза о молодой женщине (что не подходит к годам Карамзиной) вовсе не маскировка, а власть образа, переведенное начало цитаты из Андре Шенье "La jeune captive" - "Молодая узница". Привожу ее:
Ainsi triste et captif, ma lyre toutefois
S'йcaillait, йcoutant ces plaintes, cette voix,
Ces voeux d'une jeune captive;
Et secouant le joug de mes jours languissants.
Aux douces lois des vers je pliais les accents
De sa bouche aimable et naпve. [34]
Как часто у Пушкина цитата, быть может, имеет расширительное значение. Образ "молодой узницы", так же как собственных томительных дней (mes jours languissants) - быть может, воспоминание образов собственного лицейского "заточения" и царскосельского одиночества красавицы Карамзиной.
Эта творческая нескромность была сразу же подхвачена. Булгарин перехватил письмо и напечатал его в "Литературных листках" (1824, ч. 1, №4) в виде отрывка: "Недостает плана" и т. д. 35 Пушкин пугается, что это любезное, почти любовное воспоминание, доказывающее нескромность, попадется на глаза любимой женщины. Он пишет 29 июня 1824 г.: "...черт дернул меня написать еще кстати о Бахчисарайском фонтане какие-то чувствительные строчки и припомнить тут же элегическую мою красавицу. - Вообрази мое отчаяние, когда увидел их напечатанными. - Журнал может попасть в ее руки. Что ж она подумает, видя, с какой охотою беседую об ней с одним из петербургских моих приятелей. Обязана ли она знать, что она мною не названа, что письмо распечатано и напечатано Булгариным ... Признаюсь, одной мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнением всех журналов на свете и всей нашей публики. Голова у меня закружилась". *