Нет ничего странного в том, что незаметно для себя я очутился в спальне, не владея ни руками, ни языком. Смутно припоминается, что я тревожился за оставленное в квартире мертвое тело женщины, с которой я встретил Новый год. Леночка успокаивала меня, говорила, что все обойдется, ухаживала за мной, прижималась губами к моим губам, и, в конце концов, накрыла меня одеялом, разделась и голая залезла под него сама, наставив на меня свои острые груди. Но меня поташнивало, то ли от выпитого и съеденного, то ли от этих девичьих холодных грудей.
Я очнулся, когда за окном были серые сумерки. Девушка спала рядом, ее каштановые с рыжеватым отливом волосы разметались по подушке.
«Где пистолет?» – было моей первой мыслью. Рукой я потянулся к висящим на стуле брюкам. Лена проснулась, обхватила меня за спину, поцеловала в желобок на спине и спросила:
– Ты пистолет ищешь?
– Где он?
– Возьмите, мужчина! – девушка двумя пальцами протянула мне оружие. Когда она протягивала мне его, бицепс на ее руке заметно напрягся.
Я взял пистолет. Мне не давал покоя труп в ее отдельной квартире.
В дверях спальни появился Гершенович с дробовиком наперевес.
– Вы уже проснулись? Ну так подъем, надо продолжить. Вставай, Леночка, сваргань нам чего-нибудь горяченького, а я уже бабу послал за водкой.
…Мне пришлось долго отказываться от продолжения застолья, я совсем было уже оделся, чтобы уйти, но Гершенович был очень настойчив. Наконец, он уговорил меня, но только мы уселись за стол и выпили по одной, как в дверь позвонили. «Точно милиция», – подумал я. Гершеновича с первой рюмки развезло, он стал необычайно смелым, отставил ружье в сторону и пошел открывать. Я ожидал услышать сухие и краткие вопросы служителей порядка, но в прихожую шумной толпой ввалилось несколько человек.
– А! Беслан? Дорогой! Что у тебя с глазом? Подрался? И ты тут, Яраги! А где Сулейман? Вот он! Хорошие мои, как я вас люблю… – в прихожей началось пьяное лобызание.
Я выглянул в дверь. В прихожей покачивались пьяноватые низкорослые молодые люди со смуглыми лицами. Одеты они были в кожу, вельвет и кримплен. На головах – одинаковые, шоколадного цвета норковые шапки.
Кто это? Цыгане? Чеченцы? Неожиданные гости снимали кожаные куртки, стаскивали сапожки и в шерстяных носках шествовали прямо в зал. Я для пущей уверенности потрогал пистолет за поясом и застегнул нижнюю пуговицу на пиджаке, чтобы оружия не было видно.
По очереди гости подали мне руку и назвали свои имена:
– Сулейман!
– Яраги!
– Беслан!
Я тоже назвал себя.
Под глазом у Беслана красовался шикарный синяк. Нет ничего удивительного в том, что в чеченце, который представился как Беслан, я узнал вчерашнего шулера-заломщика.
Он тоже сразу узнал меня. Других я помнил смутно, кроме крепкого Яраги, который разбил мне губу и чуть не оторвал ухо.
– Послушай, Юра, – сказал, наклонившись ко мне Беслан. – Я же не знал, что это ты!
– А кто же это был? – спросил я, наливая из бутылки каждому по рюмке.
– Ну, извини… – сказал парень.
– Так вы что, действительно чеченцы? – поинтересовался я.
– Да, а что? – спросил Беслан. – Так ты меня прощаешь? Я же говорю, извини?
Извинение из уст чеченца было для меня новостью.
– А денег я тебе дам, сколько захочешь… – еще раз сказал Беслан. Он был полноват, а руки у него – удивительно пластичные.
Не успели мы напиться, как снова затрезвонили в дверь. Лена щелкнула замком, и тут в прихожую вломился мужчина крепкого телосложения.
– Папа! Тимур! – вскрикнула Лена.
Дочь Гершеновича забыла посмотреть в глазок. Тимур тем временем, не снимая кожаной куртки, прошествовал в зал и крикнул (но нельзя было понять, дурачится он или его надо воспринимать всерьез):
– Стоять, смирно! Родина в опасности! Почему вы не там, где ваш народ?
– Где Настя? – спросил Гершенович. Указательным пальцем Тимур показал на меня.
– Анастасия мертва! Этот ее убил!
– Где она? Куда ты ее дел?
– Ее уже нигде нет. У меня есть знакомый в морге.
– Что?
Гершенович заплакал. А как еще он мог поступить в данной ситуации? Надо было играть в спектакле до самого конца.
– Чего ревешь, как женщина?
– Я ее любил, – простонал Гершенович.
– Я тоже ее любил, и Беслан ее любил, и Яраги ее любил, и вот этот ее любил, – указал Тимур на меня. – А, кстати, где мой пистолет?
Вопрос был явно адресован мне.
– Выбросил его в Свислочь, – сказал я как можно более спокойней и уверенней. Тон, которым я это произнес, не оставил у Тимура сомнений в правдивости моих слов.
– Жаль. Хороший был пистолет. Лучше оставил бы его себе.
– Так я его и оставил, – еще более спокойней и уверенней произнес я.
– Правда? – обрадовался, как ребенок, Тимур. – Тогда, пожалуйста, верни мне его… – сразу позабыл он свое пожелание.
– Надеюсь, ты больше не будешь тыкать мне пистолетом в затылок? – Я протянул оружие Тимуру: пистолет отдельно, магазин – отдельно.
Тимур тотчас вставляет магазин в рукоятку и передергивает затвор. Я весь напрягся. Гершенович все еще плачет.
– На, лучше застрелись, раз ты такой несчастный, – говорит Тимур и протягивает Гершеновичу пистолет.
Гершенович берет оружие и подносит его к собственному виску. Я вижу, как палец его на спусковом крючке дрожит.
– Ты не мужчина, ты даже застрелиться не можешь… – бурчит Тимур. В это время сухо лязгает курок. Лицо Гершеновича застыло, рука судорожно вцепилась в рукоятку оружия. Неожиданно он вскакивает и изо всех сил бьет Тимура стволом пистолета по зубам. Тимур отпрянул, зацепился за ковер и грохнулся на пол. Чеченцы загоготали. Очевидно, подобные сцены им были не в новинку.
Тимур вскочил, сжав кулаки, но Яраги, крепкий парень, ударом поймал Тимура, и тот оказался снова на полу. Из его губы струилась кровь. «Ну, – подумалось мне, – тут без стрельбы никак не обойдется».
Однако обошлось. Тимур хмуро уселся за стол. Яраги что-то сказал ему по-чеченски. Тон у него покровительственный. Убитой женщины словно не существует. Это тема – табу. Я все время жду звонка в дверь. Я уже хочу, чтобы пришла милиция.
– Хорош? – спрашивает Яраги у меня по-русски, показывая на Тимура. – Он – чеченец наполовину, поэтому такой бешеный. Мы тут решили обсудить то, что происходит у нас дома, а не буянить или паясничать. Представь себя на месте рядового российского гражданина, слегка уставшего от ежегодных путчей. Итак, несколько фактов, всем известных. Президент, пьяную рожу которого последние недели мы видели почти ежедневно, вдруг исчез с телеэкранов. Вместо него появился Виктор Илюшин с сообщением о носовой перегородке. Эта российская свинья, иначе не назовешь, удрала от ответственности. На другой день войска вдруг пришли в движение, хотя не истек срок ни ультиматума, ни начала переговоров. Разве он мужчина? Вот Гершенович мужчина, осмелился нажать на курок…