…Уже далеко за полночь. Чеченцы пьют не хуже россиян. Но они и есть россияне. Или не россияне? Они не хотят быть россиянами, они хотят быть чеченцами. Я – белорус, я тоже не хочу быть россиянином, как бы это гордо для кого-то не звучало. Я пью, как белорус, а чеченцы пьют просто, как чеченцы. Оказывается, чеченцы пьют здорово, по-черному, почти как белорусы. Мне пора домой. Лена не пускает меня.
– Не уходи, ты нетрезвый, тебя заберет милиция. Я прошу тебя…
Руки ее скользят по моей одежде… Я ухожу. Какая милиция меня заберет? Я сам заберу милицию! Оставаться мне нельзя. Через месяц она скажет: «У меня от тебя ребенок! Папа свидетель, что ты со мной спал!». Не хватало еще, чтобы я, в довершение ко всему, стал зятем Франца Гершеновича.
…На следующий день я сижу в офисе за телефоном. Голова раскалывается, как старый мартен на ремонте.
Приехал Гершенович, ворвался в кабинет и заявил:
– Мы богаты! Юра! Мы – богачи!
– Не понял… Это что у тебя, с перепоя?
– Мы заработаем по сто тысяч. Долларами! Ты не хочешь сто тысяч долларов?
Гершенович был возбужден, словно бык на корриде. Он убежал куда-то и через час привел «черненьких» людей в кожаных куртках. Это вчерашние чеченцы. Они свежи, как ягодки граната. А вот я выгляжу, как пожелтевший парниковый огурец.
М-да. Гершенович с перепоя выглядит хоть, как приличный грунтовый огурец. Не идет мне спиртное. Очень туго потом выходит. Дня на три я теряю форму. А кому оно, в принципе, идет?
– Ты еще занимаешься обналичкой? – задает вопрос Гершенович.
– Да.
– Надо ребятам обналичить… Спрашиваю:
– Этим?
– Этим.
– Сколько?
Глазом не моргнув, Гершенович говорит:
– Пять миллиардов белорусских рублей.
Я подтягиваю к себе калькулятор, но и так мне ясно, что пять миллиардов белорусских рублей – это где-то в районе полумиллиона зелененьких. Таких денег у меня не было, нет и не будет никогда.
– Ты не сомневайся, Юрий, я тебе помогу. У меня есть выходы. Деньги на наш счет пойдут от одного совместного предприятия. Белорусско-кипрского, – заговорщицки шепчет Гершенович.
Да, у Гершеновича обширный круг знакомств, масса входов и выходов. Даже чересчур.
– А что за договор мы составим под обналичку? Слишком большая сумма.
– У нас в уставе есть торговля произведениями искусства, – говорит Гершенович. – Или мы станем учредителями иностранного банка.
– Так это же вывоз капитала!
– Пока до нас доберутся, все изменится, к власти придут новые люди. Юра, я тебя прошу помочь!
– Да любая налоговая инспекция…
– Она не появится у нас года три, понимаешь? Все схвачено…
Короче, меня повязали сами же чеченцы. Пять миллиардов белорусских рублей, которые надо было превратить в пятьсот тысяч долларов, затмили в те дни для меня все на свете.
Я веду переговоры со своими партнерами, тщательно выбирая слова, чтобы не испугать их огромной суммой. Потом, разговаривая с Гершеновичем, слышу, как чеченцы спорят о том, что в район Моздока еще месяц назад самолетами военно-транспортной авиации переброшен личный состав нескольких частей Псковской и Тульской воздушно-десантных дивизий. Приблизительно триста человек с соответствующим вооружением и техникой утром тридцатого ноября убыли из расположения частей на аэродром стратегической авиации в Моздоке. Десантники расквартированы неподалеку от аэродрома. Продолжается подвоз к ним оружия и техники. Из разговора чеченцев я узнаю: русские войска находятся в состоянии повышенной боевой готовности, но маскируют это зимней боевой учебой. Какая учеба, когда в ночь на первое января чеченцы разгромили русских в пух и прах на подступах к Белому дому в Грозном! Об этом мне утром поведал дед Матейко.
Я молчу. До сегодняшнего дня я считал, что живу, как у Бога за пазухой. Ни тебе стрельбы, ни крови, никакой опасности! Крути себе диск телефона, обмывай стодолларовые сделки и знай, что ты никому не нужен, никто тебя не тронет. Лафа!..
Через день на счет нашей фирмы приходит гигантская сумма. Почти миллиард белорусских рублей. Дело пахнет жареным. Гершенович тут же снимает со счета крупную сумму на представительские расходы. Он спешит оборудовать офис за счет чеченских денег. Те не против. В офисе появляются компьютер, факс, холодильник и новенькая, то есть молоденькая секретарша, которая достаточно умело крутит перед Гершеновичем задницей. Пока я занимаюсь обналичкой, Гершенович занимается секретаршей, вернее, ее телом. Кажется, для него ничего не существует, кроме этой девушки. Гершенович обходится с ней, как с живым факсом или компьютером, поглаживает любуется. Он в ней души не чает, пространно рассуждает о ее достоинствах при ней же. Но дамочка относится к такому сорту женщин, что лучше оденет вчерашние чулки, чем станет любовницей Гершеновича за так. Но теперь, когда запахло большими деньгами, Гершенович идет на все, и подаркам и угощениям числа нет.
Чеченцы прочно оккупировали наш офис, днюют и ночуют в нем. Они сопровождают меня, как телохранители, когда я езжу забирать наличные. У чеченцев одна тема бесед и споров: говорят о том, что в связи с обострившейся обстановкой в Чеченской республике им срочно необходимо закупить оружие и выехать на родину. Для защиты государственных коммуникаций и важных объектов, пресечения актов бандитизма и диверсий, исключения и воспрепятствования подходов российских вооруженных формирований. Пока они занимались торговлей в Минске, в суверенной Беларуси, у них сложилось впечатление, что Чечня – это независимое государство. Что они, телевизора не смотрят? Разве Кремль отпустит Чечню в свободное плавание?
– Но Беларусь отпустил же? А мы, чеченцы имеем больше шансов не быть похожими на русских, чем вы – белорусы! – кипятится Яраги.
– До поры до времени! – говорю я. – Краник с нефтью у них под контролем. Только мы, белорусы, рыпнемся, они тут же заморозят города. Правительство летит, назначаются новые выборы, и к власти приходят угодные Кремлю силы. Всем руководит тот, у кого краник с нефтью. А затем мы превращаемся в Северо-Западный край.
– Нет, – говорит Яраги, – они не одолеют Кавказ. Нам поможет мусульманский мир, а вам пусть помогает Запад.
– Что же мусульманский мир Азербайджану не помог? Армения вон какая маленькая, а забрала пол-Азербайджана…
– Это еще как сказать… – отвечает Яраги.
Я меняю в день по двадцать-сорок тысяч долларов, не решаясь на крупную сделку. Моя прибыль уже давно перевалила за десять тысяч и упакована в жестянку под кроватью у деда Матейки. Это на случай, если нагрянет налоговая инспекция или попросту милиция и, если меня не упекут за решетку, то, по крайней мере, я окажусь не у дел. Но, кажется, все тихо. В банке, который нас обслуживает, вращаются и не такие суммы.
Когда Гершенович увозит на «Мерседесе» секретаршу домой, в его кабинет почти всегда приезжает Лена. Она в курсе всех дел. Девушке явно нравится, когда я за ней ухаживаю. Не знаю, или деньги ей не дают покоя, или она действительно хочет иметь опору в жизни? Чувствуется, что девушка ищет эту опору преимущественно в моих штанах. Но я слишком озабочен работой.