– Да с чего бы! – отмахнулся его шеф.
Тетка перешла дорогу, волоча за собой бренчащую авоську с бутылками, прошла еще несколько шагов и торопливо скрылась в темной подворотне.
Штырь бросился следом, заглянул в эту подворотню и сделал знак своему напарнику следовать за собой.
Они оказались в полутемном дворе-колодце, в одном углу которого стояло несколько переполненных мусорных баков, а в другом ржавели бренные останки разбитого «Запорожца». Рыжеволосая особа куда-то подевалась.
– Вот черт, – проговорил Штырь, недоуменно вертя головой, – она же сюда только что вошла! Мы же ее видели! Что она, сквозь землю, что ли, провалилась?
– Мужики, вы чего-то потеряли? – раздался вдруг за спиной у напарников насмешливый голос. – Может, вам помочь?
Штырь резко обернулся. В подворотне, которую они только что миновали, стоял приземистый бомж в драном ватнике, с лицом, изуродованным кривым шрамом.
–. Знакомую ищем, – неприязненно ответил Штырь и двинулся навстречу бомжу.
– Вот эти, – из-за плеча бомжа показалась немытая рыжеволосая особа в грязно-зеленой куртке, – вот они самые! Идут за мной и идут, куда я, туда и они… черт их знает, чего им надо! Может, они маньяки какие! Может, они меня домогаются! А я – девушка скромная, порядочная, мне маньяки ни к чему…
– Вы, мужики, зачем женщину пугаете? – осведомился бомж и сделал шаг вперед. – Это нехорошо!
– А ты что – неприятностей на свою голову ищешь? – скривился Штырь. – А ну, сгинь отсюда! Нам с этой лахудрой поговорить надо! У нас к ней дело!
– Это нельзя, – ответил бомж и выбросил вперед руку с зажатым в ней горлышком разбитой бутылки, – это запрещается! На это у вас нету разрешения!
– Ты, пьянь болотная, сказано тебе – вали с дороги! – повысил голос Штырь и резким жестом вытащил из кармана складной нож. – Ты не знаешь, с кем связался!
– А ты знаешь? – глаза бомжа загорелись нехорошим огнем.
– Точно говорю – маньяки! – взвизгнула женщина. – Семеныч! Семеныч!
В глубине двора открылась незаметная железная дверца, и оттуда выкатился колобком невысокий жизнерадостный толстячок в отутюженном сером костюме и дорогих ботинках. Он странно выглядел в этом дворе, среди бомжей и помойных баков. Следом за ним, переваливаясь, как дрессированный медведь, выбрался здоровенный мужик лет сорока в спортивном костюме.
– Это кто же на моей территории шум устраивает? – проговорил толстяк, выходя на середину двора. – Это кто же мешает моему заслуженному отдыху?
– Вот, Семеныч, – затараторила женщина, – я тут, значит, работаю, стеклотару собираю, потому как у меня разрешение имеется, лично тобой выданное, а эти двое за мной увязались, и идут и идут, куда я, туда и они, а может, они маньяки какие-то, может, у них насчет меня нехорошие намерения имеются, или, допустим, они меня похитить хотят на внутренние органы…
– С тобой ясно! – милостиво проговорил Семеныч и повернулся к незнакомцам: – Вы зачем женщину пугаете? Вы зачем трудящемуся человеку настроение портите? Вы, ваще, кто такие?
Прилизанный тип окинул Семеныча и его телохранителя высокомерным взором и произнес сквозь сжатые зубы:
– Я тебе отчитываться не собираюсь! Ты кто такой? Ползи обратно в свой клоповник, пока мы с братаном у тебя сокращение кадров не организовали! – с этими словами он вытащил из-за пазухи пистолет с глушителем.
– Ой-ой-ой! – Семеныч взмахнул короткими ручками. – Сейчас испугаюсь!
Он щелкнул пальцами. В воздухе просвистел кусок кирпича и выбил пистолет из руки прилизанного. Тот обернулся, тряся ушибленной рукой, и увидел, как бомж, перегородивший им выход из двора, поднимает с земли второй кирпич.
– Да вы на кого поперли! – взвизгнул Штырь и бросился на прорыв, но бомж размахивал перед ним горлышком бутылки, и за спиной раздавались тяжелые шаги телохранителя Семеныча.
Драка была короткой, но бурной.
Через несколько минут невезучие напарники валялись на грязном асфальте, тяжело дыша и снизу вверх глядя на победителей. У прилизанного на лице расплывался здоровенный синяк, правая рука быстро распухала. Штырь пострадал еще больше – у него была располосована щека и, кажется, сломано ребро.
Семеныч разговаривал по мобильному телефону.
– Павел, ты бы подскочил сюда на минутку, – говорил он кому-то степенным, уважительным тоном. – Ну, не то чтобы особенно важное, но по твоей части… Тут у меня двое гастролеров безобразничали, пришлось их… того… да нет, зачем же так, просто временно обездвижить! Ну ладно, давай, жду!
Еще через несколько минут во двор въехали «Жигули» с милицейской мигалкой. Не заглушая мотора, из машины выбрался мордатый милиционер в кителе с капитанскими погонами. Первым делом он вразвалку подошел к Семенычу, уважительно пожал ему руку и только потом повернулся к лежащим на земле напарникам.
– Эти, что ли? – он пнул Штыря в бок носком сапога. Штырь застонал: удар пришелся по сломанному ребру.
– Эти, – вздохнул Семеныч. – Пришли, понимаешь, и начали тут выступать… никакого, понимаешь, воспитания! Ну, парни мои немножко погорячились…
– Это понятно… – протянул милиционер, – иногда и не хочешь, а погорячишься! Я вот думаю. .. помнишь, в марте канцелярский магазин какие-то двое ограбили? Так не иначе это они и есть!
– Очень даже может быть! – поддержал Семеныч милиционера. – Наверняка они!
– Эй, начальник, – прохрипел Штырь, – ты нам чужое не шей! Мы грамотные ничего не подпишем!
– А тебя кто-то спрашивает? – повернулся к нему капитан и снова ткнул ногой в бок. – Пока тебя никто не спрашивал, лежи и отдыхай! Вот когда спросят, тогда и будешь про свою грамотность базарить!
Он задумчиво огляделся по сторонам, потом наклонился над «гастролерами», провел рукой по их одежде и вдруг, как цирковой фокусник, вытащил откуда-то два маленьких бумажных пакетика.
Повертев эти пакетики перед носом у Семеныча, он озадаченно проговорил:
– Ты смотри, чего я нашел! Порошок какой-то… надо бы в лабораторию отдать, пускай проверят! Может, конечно, зубной порошок, а может, и наркотики! Мне мое чутье подсказывает, что наркотики! А если мне чутье что подсказывает – я ему доверяю!
– Начальник, – Штырь попытался подняться, но ему снова досталось ногой в больной бок. – Начальник, ты что же делаешь? Ты что же беспредельничаешь? Ты что, думаешь, на тебя управы не найдется?
– Во как! – милиционер довольно переглянулся со Семенычем. – Тут еще и угрозы должностному лицу при исполнении! Еще и оскорбления! Полный, можно сказать, букет моей бабушки! Семеныч, в свидетели пойдешь?
– Пойду, – радостно согласился толстяк, – за тебя, Павел, куда угодно пойду, хоть на Колыму, потому что сильно тебя уважаю!