— А ты был когда-нибудь непоследовательным, папа?
Она посмотрела на него и покраснела. Он долго хранил молчание. Наконец с горечью сказал:
— Я так мало сделал для тебя.
— Я знаю, ты хотел сына.
— Я рад, что у меня такая дочь. Внезапно она подумала, что Лондон теперь далеко от нее. Казалось, он был в ее прошлой жизни. Она стала совсем другим человеком — кем, она еще не знала, но ей предстояло это узнать.
Вечером, сидя в ресторане напротив Джеймса, она впервые не пыталась быть рациональной и просто отдалась своим чувствам.
— У тебя мечтательное выражение лица… — заметил он.
Элли улыбнулась и объяснила это количеством выпитого вина. Но на самом деле все было не так. Просто она впервые почувствовала себя свободной.
— Тебе хорошо? — спросил Джеймс, когда они выходили из ресторана и она взяла его под руку.
— Мне наконец-то удалось по-настоящему поговорить с отцом.
— И ты очень удивлена.
— Тебе будет приятно, если я скажу, что ты был прав, когда говорил, что мне пора перестать убегать от жизни?
— Пожалуй, да…
— Мне кажется, что, когда я была ребенком, мы с отцом не понимали друг друга. Ему было тяжело после смерти матери, и, несмотря на это, он старался все сделать для меня, чтобы заменить ее…
— И ты все это сказала ему?
— Не совсем. Я решила, что буду навещать его гораздо чаще, а потом заберу в Лондон.
— Думаю, что там ты не сможешь уделять ему много времени.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что ты опять думаешь только о Лондоне и о своих лондонских делах.
— О, Джеймс, перестань сердиться, — сказала она с мольбой, — тебе это не идет. У тебя от этого появляются морщины на лице.
Джеймс, к ее удивлению, слегка улыбнулся.
— У тебя здорово получается командовать, Элеонор Миллз.
— Спасибо за комплимент! — Она тоже улыбнулась ему.
Ее сознание отказывалось принимать реальность возвращения в Лондон, реальность того, что она не будет больше видеть Джеймса, что их отношения прекратятся. Может, у них и не было будущего, но она боялась и подумать, что все это окажется в прошлом.
Что же будет, когда ее пребывание в Ирландии закончится?
Только сейчас она осознала, что ей понравилось быть обычным практикующим врачом, что ей по душе такой спокойный, медлительный образ жизни.
Когда они подъехали к кинотеатру, Элли выкинула из головы эти невеселые мысли и улыбнулась. В темном кинозале она могла думать только о Джеймсе» тем более что фильм оказался довольно скучным и запутанным.
Когда Элли наклонилась к нему, чтобы спросить о чем-то, он не ответил, а вместо этого слегка обнял ее одной рукой и поинтересовался, нравится ли ей фильм.
— Я бы получила от него огромное удовольствие, если бы могла понять, в чем же там суть, — сказала ему Элли с намеком в голосе.
— Я великолепно понимаю, что там происходит, — заметил он, — но я бы предпочел то, что мне нравится гораздо больше.
— Что же это?
— Это ты. — И он нежно поцеловал ее. — Я ждал этого момента весь вечер, — прошептал он ей на ухо.
Его слова и тон, которым он их произнес, заставили ее содрогнуться. Она была уверена, что, если бы Джеймс сейчас попросил ее расстегнуть платье, она с удовольствием сделала бы это.
Он не попросил ее об этом. Они выскользнули из зала через боковую дверь, сели в машину и поехали к дому Джеймса.
Вскоре они свернули на проселочную дорогу, и машину поглотил черный бархат ночи. Джеймс положил ей руку на бедро, и эта рука стала продвигаться все дальше и дальше до тех пор, пока не миновала край ее тонкого чулка и не коснулась обнаженного тела.
Элли откинулась на спинку сиденья и соскользнула чуть ниже. Она тяжело дышала. Глаза ее были полузакрыты. Джеймс теперь ехал медленно, управляя одной рукой, в то время как другая его рука гладила ее бедро, затем проникла под кружевные трусики. Она услышала его хриплый голос:
— Так не пойдет — надо остановиться.
И они, сжигаемые страстью, остановились у обочины дороги.
Позже, когда автомобиль уже подъезжал к дому, Джеймс не переставал удивляться, как радостно поет его душа. Он искоса поглядывал на Элли, но в темноте салона не мог разглядеть выражение ее лица. Поразительно, он чувствовал себя полным сил и не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал что-либо подобное. Пресыщение, да, такое бывало. Удовлетворение, да, конечно. Но никогда после близости с женщиной он не чувствовал такого прилива энергии. Он усмехнулся про себя и крепче сжал руль.
— О чем ты думаешь? — спросил Джеймс у Элли, Ему хотелось знать все ее мысли, чувства.
— Да так… ни о чем… Просто трудно поверить, что мы только… только что…
Джеймсу никогда не казалось, что в отношениях мужчины и женщины есть что-то таинственное. Однако теперь он начал в этом сомневаться.
— Что может быть естественнее занятия сексом для двух взрослых людей, которые увлечены друг другом?
— Ты говоришь фразами из пособия по сексуальным отношениям.
Он рассмеялся и посмотрел на нее оценивающе. Ему очень нравился этот ее ненавязчивый и тонкий юмор. У большинства женщин, которых он знал, юмора хватало только на то, чтобы смеяться над клоуном, поскользнувшимся на банановой кожуре, а у некоторых — вроде его бывшей жены, Антонии, — чувство юмора и вовсе отсутствовало.
— Только не говори мне, что ты раньше никогда не занималась сексом на заднем сиденье автомобиля, — сказал он, все еще улыбаясь.
Когда она созналась, что с ней такого действительно не было, Джеймс очень удивился.
— Да неужели вы с Генри… Неужели вы и правда этого никогда не делали?
— Ты не забыл, ни у меня ни у него нет машины…
Он тут же пожалел о том, что случайно помянул Генри. Его радость мгновенно испарилась, и он заметил, что и ее настроение испортилось. Генри уже в прошлом, убеждал Джеймс сам себя. Это ошибка, которую они исправили как раз вовремя. Но даже если это была и ошибка, Элли все равно должна испытывать к нему какие-то чувства. Джеймс готов был побить самого себя за несдержанность.
— Что с тобой? — спросил он после непродолжительной паузы.
— Ничего.
— Обычно, когда женщина таким тоном говорит «ничего», это значит, что-то не так, но она не хочет распространяться на эту тему.
— О, Джеймс, тебе видней. Ведь у тебя такой богатый опыт общения с женщинами.
Когда они наконец приехали и вошли в дом, он сел напротив нее и сказал: