Мой любимый враг | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Маневр напомнил ей о силе, сосредоточенной в его руках. Деметриус Пакис привык командовать, и на его власть и независимый характер узду не накинешь, он может растоптать будущее Кайла, а заодно и ее. И тут ей пришли на ум слова его кузины: возможно, есть в нем то, что следует принять. Он, конечно же, безжалостен по отношению к Кайлу, но его извинения во время неудачной попытки близости звучали искренне и трогательно.

Но вот может ли он научиться верить, любить и не смотреть на мир циничным, пресыщенным взглядом? И что важнее — та ли она женщина, кто может научить его этому?


Мэдисон стояла рядом с Деметриусом в лифте для гостей. Слава богу, в кабине никого не оказалось, можно не притворяться и не изображать любовь с чувством предательства на губах.

Он стоял, широко расставив ноги, не отрывая глаз от светящихся кнопок на панели. Лифт ехал медленно, долго, словно поднимался к небесам. Наконец кабина остановилась, двери открылись, и он жестом пригласил ее выйти. Ни слова не говоря, девушка прошла мимо и застыла в ожидании, пока он достанет ключи.

— Я собираюсь принять душ и побриться, — сказал Деметриус, захлопывая за собой дверь. — У тебя своя собственная ванная, поэтому не думай, что твое уединение будет нарушено, — сухо добавил он.

Девушка не знала, чем вызван приступ его дурного настроения. Она интуитивно чувствовала кипевший в нем гнев и не могла понять, направлен он на нее или на обстоятельства, в которых они очутились.

— И, ради бога, перестань так смотреть на меня. Я не собираюсь кидаться на тебя и насиловать.

Она даже зажмурилась от грубости.

— И не строй из себя мученицу. — Он с ненавистью посмотрел на нее.

— Извини. — Мэдисон наконец обрела способность говорить. — Тебе понравится, если я буду расхаживать с бумажным пакетом на голове? Зато в таком виде я не обижу тебя своим выражением лица.

Синие глаза схлестнулись с черными, и на этот раз он отвернулся первый. Деметриус направился к своей ванной, неопределенно подергивая плечами.

— Если ты голодна, закажи еду в номер. Я сегодня уеду в город.

Хлопок двери стал своеобразным знаком препинания — точкой в конце предложения.

— Прекрасно, — прошептала она, борясь со слезами. — Ну и иди к своей глупой любовнице, мне все равно.


Было уже три часа ночи, когда Деметриус вернулся.

Его шаги замерли у ее дверей, и девушка затаила дыхание, радуясь, что у нее хватило мужества выключить лампу перед тем, как лечь в кровать.

Она чувствовала, как он мнется за дверью — войти, не войти, — и считала секунды в ожидании его решения, но мгновение спустя звук шагов раздался в холле, а на нее нахлынуло разочарование — не пришел.

Мэдисон повернулась на другой бок и уставилась на дверь, пытаясь силой воли внушить ему желание войти и сжать ее в объятиях, наполнить радостью и восторгом.

Она напрягла слух — вот полилась вода, затем кран выключили, об пол стукнулись тапочки, словно он нетерпеливо отшвырнул их в сторону, раздался глухой звук, что-то упало на пол, потом всплеск. Он что, пьян?

Прошли минуты, и воцарилась полная тишина.

Веки Мэдисон дрогнули и закрылись. Она скользнула из сознательного мира в бессознательный…


Звуки страшного кашля разбудили ее.

Поборов нерешительность, Мэдисон откинула покрывало, встала, прошла по коридору, постучала, но, кроме крепкого словца, ответа не последовало.

— Деметриус, ты в порядке? — позвала она, прижимаясь к двери.

Дверь внезапно распахнулась, и она бы упала ему на грудь, если бы не выставленная вперед рука. На нем были надеты лишь шорты, но, даже находясь не в лучшем состоянии, он был великолепен.

— Что ты хочешь? — спросил он, когда она прошла в комнату.

С первого взгляда становилось ясно, что у него жар. Темные глаза затуманились, он морщился, словно утренний свет был ему невыносим.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала она.

— Я не помню, чтобы спрашивал твоего мнения по поводу собственной внешности.

— Ты болен. Тебе нужно показаться доктору.

— Уверен, я выживу. — Он прислонился к распахнутой двери, всем своим видом давая понять, что желал бы сейчас остаться один.

Рот Мэдисон вытянулся в упрямую линию. Он секунду выдерживал ее взгляд, затем оттолкнулся от стены, провел рукой по лицу, желая стереть с него страдальческое выражение.

— У тебя голова болит? — спросила девушка.

— Уходи, Мэдисон. Мне не нужны свидетели, когда мне нездоровится.

— Тебе следует принять жаропонижающее.

— А тебе следует принять мой совет и уйти прежде, чем ты подхватишь грипп. — Его голос, действительно, звучал обеспокоено.

— Возвращайся в постель, — попросила девушка. — Я принесу тебе болеутоляющие таблетки.

Он что-то пробормотал, но вернулся к кровати со скомканными простынями.

Мэдисон принесла стакан воды и две таблетки — привычка возить с собой медицинские препараты выработалась годами.

— Вот. — Она вложил пилюли ему в ладонь.

Деметриус сопротивляться не стал, проглотил лекарство и в изнеможении откинулся на подушки. Даже загар не мог скрыть мертвенную бледность его лица.

Мэдисон провела рукой вдоль влажной брови — он весь горел.

— У тебя жар.

Деметриус прикрыл глаза рукой.

— Уходи.

— Горло болит?

— Чуть-чуть.

— А мышцы ломит?

Мужчина приоткрыл один глаз.

— Уходи отсюда, Мэдисон. Мне не нужна сиделка.

— Тебе нужно держаться и не раскисать.

Он резко отбросил покрывало, поднялся с постели и направился в сторону ванной.

Скоро оттуда донеслись характерные звуки. Мэдисон явственно вспомнила, как чувствовала себя на берегу, извергая из себя остатки грязной воды. Она толкнула дверь и увидела его, склонившего над раковиной посеревшее лицо.

Деметриус слегка повернул голову и проревел что-то, но следующий приступ тошноты не дал договорить. Мэдисон схватила полотенце, намочила под душем и приложила к его лбу.

— Уходи, — попросил он бесцветным голосом.

Она стерла выступившие бусинки пота, с удовлетворением наблюдая, как наступает облегчение.

— Этого нет в брачном контракте, — просипел он.

— Я знаю, — сказала она, передвигая полотенце к бровям. — Позже посчитаемся. Почему тебе не принять душ, а я пока поменяю постель? — предложила она несколько минут спустя.

Он с трудом распрямился.

— Почему ты это делаешь?