— А что это такое микробы?

— Такие маленькие козявки, видимые только в увеличительное стекло, — объяснял Сирил с видом ученого. — От них всякие болезни бывают. Нет, я положительно уверен, что бумага так же необходима, как и все остальное. Ну, будем же есть скорее. Ох, и голоден же я! Дети не могли не одобрить заботливой предусмотрительности Сирила. Девочки даже с некоторым страхом поглядывали на свинцовые листы крыши, где водилось такое множество ужасных микробов. Но вскоре они совершенно позабыли об этой опасности и усердно принялись за еду. Не хочу подробно описывать вам пикник на церковной башне. Вы сами можете вообразить, каково было разрезать язык и цыпленка перочинным ножичком, у которого оказалось единственное лезвие, да и то сломанное пополам. Но кое-как разрезали. Есть при помощи пальцев тоже не очень удобно: руки делаются жирные, а клочки бумаги, служащие тарелками, очень быстро покрываются пятнами и приобретают очень уж некрасивый вид. Но вот чего вы, вероятно, не можете себе представить, так это того, как ведет себя содовая вода, когда ее пьют прямо из сифона — особенно из полного сифона. Впрочем, если воображение вам не поможет, то вы сами можете легко произвести этот опыт, если только взрослые дадут вам сифон. Однако, лучше такой опыт производить где-нибудь снаружи.

Язык, цыплята и свежий хлеб, с какими бы неудобствами их есть ни приходилось, все-таки очень хорошие вещи, а если в жаркий летний день вас немножко забрызгает содовая вода, то это беда небольшая. Итак, обед прошел очень весело, и каждый постарался съесть как можно больше, во-первых, потому что все были очень голодны, а во-вторых, потому что и язык, и цыплята, и хлеб оказались очень вкусными.

Вам, быть может, приходилось замечать, что когда долго ждешь обеда, всегда очень сильно хочешь есть, а потому и съедаешь больше, чем следует. А если после этого еще посидишь под горячими лучами летнего солнца на крыше церковной башни, то вдруг странным образом хочешь спать. Антея и Джейн, Сирил и Роберт во многих отношениях очень похожи на вас, а потому с ними случилось то же самое. Съев и выпив все, что можно, они вдруг захотели спать, особенно Антея, которая в этот день встала очень рано. Один за другим дети умолкали, начинали потягиваться, потирать глаза — и не прошло после обеда и четверти часа, как каждый из них устроился поудобнее на одном из своих мягких крыльев, прикрылся другим крылом и крепко-крепко заснул. А солнце тем временем потихоньку склонялось к закату. Тень от башни пересекла церковный двор, покрыла дом священника и наконец ушла еще дальше в поле. Хорошо было детям спать: мягкие крылья отлично заменяли и матрасы, и одеяла… Но вот тени больше не стало… Солнце закатилось, и крылья исчезли. А дети все еще спали — но спать им оставалось недолго.

Сумерки обыкновенно бывают красивы, но холодны. А вы сами знаете, что как бы крепко вам ни спалось, вы очень быстро проснетесь, если кто-нибудь из ваших братьев или сестер, встав раньше вас, вдруг сдернет с вас одеяло.

Бескрылые дети содрогнулись от холода и проснулись. И вот каково было их положение: на крыше башни, в сумерках, когда на темном небе, сперва по одной, а потом десятками, сотнями и тысячами, стали появляться звезды, за несколько верст от дома, с тремя шиллингами во всех карманах и с сомнительным поступком по части «самого необходимого» на душе, за который придется дать отчет, если кто-нибудь увидит их с сифоном из-под содовой воды.

Дети переглянулись. Первым заговорил Сирил, поднимая сифон:

— Нам надо скорее спуститься вниз и отделаться от этой противной штуковины. Теперь уже настолько темно, что мы, пожалуй, можем оставить его у пастора на пороге. Идемте!..

На площадке башни, в углу, была маленькая башенка с дверью. Дети заметили ее во время обеда, но не обследовали ближе, как, без сомнения, сделали бы на их месте вы. Ведь когда есть крылья и вам открыта дорога по всему небу, то стоит ли обращать внимание на какую-то дверь.

Теперь, однако, пришлось подойти к ней.

— Тут, конечно, есть лестница, ведущая вниз, — сказал Сирил.

Лестница-то была, но оказалось, что дверь заперта с другой стороны.

А ночь становилась все темнее и темнее. А до дому было далеко-далеко. А тут еще этот сифон из-под содовой воды!

Не стану говорить вам, плакал тут кто-нибудь или нет, и если да, то кто и как.

Подумайте-ка лучше, как бы вы поступили на месте детей.

Глава пятая. БЕЗ КРЫЛЬЕВ

Не знаю, плакал кто-нибудь или нет, но, во всяком случае, были такие полчаса, когда никто из всей компании не смог сохранить присутствия духа. Когда все немножко успокоились, Антея положила платок в карман, обняла Джейн и сказала:

— Подумаешь! Ведь всего-то одна ночь. Завтра утром мы станем махать платками — они как раз к тому времени высохнут. Кто-нибудь нас увидит, придет и выпустит отсюда…

— …и увидит сифон, и отправит нас в тюрьму за кражу, — продолжил Сирил мрачно.

— Да ведь ты сам говорил, что это совсем не кража! Ты же был в этом уверен!

— А теперь не уверен.

— Бросим эту гадость в кусты, — предложил Роберт. — Тогда никто нам ничего не сделает.

— Да, — ответил Сирил с горьким смехом. — И попадем кому-нибудь в голову и, кроме прочего, станем еще и убийцами.

— Но не можем же мы оставаться здесь всю ночь, — сказала Джейн. — Я чаю хочу.

— Не можешь ты хотеть чаю — ты только что обедала, — ответил ей Роберт.

— А я все-таки хочу, — возразила Джейн. — Особенно, когда вы начинаете говорить, что мы здесь на всю ночь останемся. Пантерочка, милая! Я домой хочу, домо-ой!

— Ш-ш, ш-ш! — успокаивала ее Антея. — Не надо, детка. Все как-нибудь уладится. Не надо плакать!

— Пусть ее ревет, — сказал Роберт с отчаянием. — Если она будет выть погромче, так, авось, кто-нибудь ее услышит и выпустит нас отсюда.

— И увидит сифон, — поспешно перебила его Антея. — Роберт, не будь таким грубым! Джейн, милая, постарайся же быть мужественной! Ведь мы все в одинаковом положении.

Джейн постаралась «быть мужественной», перестала громко плакать и только хныкала потихоньку.

Наступило молчание.

— Слушайте, — сказал Сирил. — Уж как-нибудь нам надо рискнуть с этим сифоном. Я спрячу его к себе под курточку и застегнусь на все пуговицы — может, никто ничего и не заметит. А вы все старайтесь заслонить меня. У пастора в доме горит огонь — значит, там еще не спят.

Давайте попробуем кричать во всю мочь. Как я скажу «три», так вы все разом орите. Роберт, ты умеешь свистать паровозом, а я буду кричать по-охотничьи «ку-и», как папа кричит. Девчонки пусть визжат, как умеют. Ну, раз, два, три!

Четырехголосый крик нарушил мирную тишину летней ночи. У одного из окон в доме священника девушка, закрывавшая ставни, застыла от испуга и удивления.