— Вот так штука! Да ведь это детишки!
На площадку вышел пастор.
— Как вы сюда попали? — спросил он строго. — Отвечайте сейчас же!
— О, спустите нас вниз! — воскликнула Джейн, хватая его за сюртук. — Там мы вам все расскажем. Вы нам не поверите, но все равно. Только спустите нас с этой башни!
Остальные столпились вокруг пастора с той же просьбой. Все, кроме Сирила: у того было достаточно хлопот с сифоном, который то и дело выскальзывал из-под куртки.
Итак, детей повели вниз. Спускаться впотьмах по узким и крутым лестницам — вовсе не шутка. Лесник старался всем помочь. Только один Сирил должен был охранять свою независимость ради злосчастного сифона. Один раз Сирил едва успел поймать его за кран и при этом сам едва не оступился и не полетел вниз. Когда наконец вся компания спустилась по бесчисленным лестницам и стояла у входа в церковь, Сирил был бледен и весь дрожал. Вдруг лесник схватил его с Робертом за руки.
— Вы, сударь, ведите девочек, — сказал он пастору. — А я да Эндрю с этими молодцами управляться будем.
— Пустите! — сказал Сирил резко. — Я никуда от вас не убегу.
— Ну, ну, ладно! Иди! — отвечал лесник, и Сирил не посмел сопротивляться ему, потому что в этот время сифон опять начал выскальзывать у него из-под куртки.
Детей проводили в кабинет пастора; туда же вскоре прибежала и его жена.
— О, Уильям! Ты цел? Ничего не случилось? — воскликнула она.
Роберт поспешил ее успокоить.
— О, да! — отвечал он. — Совсем цел. Мы никакого вреда ему не причинили. И теперь уже так поздно, что о нас, наверное, беспокоятся дома.
Не будете ли вы добры отправить нас домой в своем экипаже?
— Или нет ли здесь поблизости гостиницы, где бы можно было нанять лошадь? — спросила Антея. — Марта, наверное, ужасно беспокоится.
Пастор от пережитого волнения и удивления опустился в кресло. Сирил тоже сел и оперся локтями на колени, чтобы как-нибудь прикрыть сифон.
— Но как же это случилось, что вы вдруг оказались запертыми на башне? — спросил пастор.
— Мы поднялись туда, — отвечал Роберт, — и почувствовали, что очень устали. А потом заснули. Когда же все проснулись, то оказалось, что дверь заперта. Тогда мы и стали кричать.
— Да уж, действительно, кричали! — сказала жена пастора. — Как вам только не стыдно так пугать людей!
— Нам очень стыдно, — кротко отвечала Джейн.
— Но кто же запер дверь? — продолжал расспрашивать пастор.
— Этого я не знаю, — вполне чистосердечно ответил Роберт. — Будьте добры, отправьте нас домой!
— Пожалуй, это будет самое лучшее, — сказал пастор. — Эндрю, запряги лошадь да отвези их.
— Один-то я с ними не поеду! — пробормотал про себя Эндрю.
— Так вот, пусть этот случай послужит для вас уроком, — продолжал пастор и говорил еще долго-долго. Дети слушали его с виноватым видом. А лесник не слушал — он внимательно смотрел на несчастного Сирила. Привыкнув обращаться с браконьерами, он знал, как держат себя люди, если они что-нибудь прячут. Пастор только начал говорить, что дети должны прилагать все старания, дабы вырасти на радость и утешение своим родителям, а не на позор и несчастие, когда лесник вдруг воскликнул: — А вот этот паренек что-то прячет у себя под курткой! Сирил почувствовал, что скрывать сифон теперь уже было бесполезно. Он поднял плечи и принял такой вид, какой, по его мнению, обыкновенно бывает у героев повестей: всякий с первого взгляда должен был почувствовать, что имеет дело с юношей честным и прямым, из храброго и благородного рода. Мужественно вытащив сифон из-под куртки, Сирил поставил его на стол и сказал:
— Вот!
Наступило гнетущее молчание. Так как больше ничего не оставалось делать, то Сирил продолжал:
— Да, мы взяли его из вашей кладовой, а кроме того, взяли и язык, и цыплят, и хлеб. Мы были очень голодны, но мы не тронули пудинга и варенья. Нам нужно было только хлеба, мяса и воды (мы не виноваты, что она оказалась содовая), только все самое-самое необходимое. В уплату за них мы оставили два шиллинга, а также записку. Нам очень жаль, что мы все это сделали, и если нужно заплатить штраф или еще что-нибудь, то наш отец заплатит, только не отправляйте нас в тюрьму: маме это будет так тяжело! Вы только что говорили о позоре, так не позорьте же нас. Ну, вот и все! Нам, право, очень жаль, что все так вышло.
— А как же вы забрались в окно кладовой? — спросил жена пастора.
— Этого я не могу сказать, — ответил Сирил твердо.
— Все остальное, что ты мне рассказал, правда? — спросил его пастор.
— Нет, — вдруг вмешалась Джейн, — Все это правда, только не настоящая. Мы этого не можем вам объяснить и не надо нас спрашивать. Ах, пожалуйста, отправьте нас домой!
Она подбежала к жене пастора и обняла ее. Та, в свою очередь, обняла Джейн, а лесник шепнул пастору:
— Они не виноваты, сударь, должно быть, они выгораживают какого-нибудь товарища. Кто-то затеял все это дело, а они не хотят его выдать. Ребята хорошие!
— Скажите мне, — спросил пастор ласково, — вы кого-то хотите выгородить? Участвовал ли в этом деле еще кто-нибудь?
— Да, — отвечала Антея, думая о Чудище. — Только он в этом не виноват.
— Ну, хорошо, милые мои, не будем больше об этом говорить, — сказал пастор. — Только объясните мне еще, почему вы написали такое странное письмо?
— Не знаю, — отвечал Сирил. — Видите ли, Антея писала его очень поспешно, и в то время нам казалось, что мы совсем не воры, но потом, когда мы не могли спуститься с башни, вышло так, как будто мы украли у вас и провизию, и сифон. Право же, нам очень жаль, что…
— Не поминайте больше об этом, — сказала жена пастора. — Но только в другой раз думайте, прежде чем возьмете чужой язык. А теперь, пока еще вы не уехали домой, я дам вам молока и печенья.
Когда Эндрю пришел сказать, что лошадь готова, и при этом со страхом размышлял о той страшной «ловушке», которую он разгадал с самого начала и в которую ему придется теперь попасть одному, он увидал, что дети пьют молоко, едят печенье и весело болтают с пастором, а Джейн сидит у его жены на коленях.
Как видите, на этот раз дети отделались много легче, чем они заслуживали.
Лесник попросил разрешения ехать вместе с Эндрю, так как ему было по пути. Эндрю, конечно, был очень рад, что у него нашелся защитник на случай страшной «ловушки».
Когда экипаж подъехал к Белому домику, детям уже сильно хотелось спать, но они чувствовали, что между ними и лесником завязалась дружба навеки.
Эндрю, не говоря ни слова, высадил детей у калитки.
— Ты поезжай домой, — сказал ему лесник. — Тут у меня поблизости есть знакомый, я дальше на его лошади поеду.