Пятеро детей и чудище | Страница: 20

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Раз, два, три! — Новый резкий крик пронесся в воздухе и разбудил сов и ласточек, спавших внизу на колокольне. Девушка, стоявшая у окна, опрометью бросилась в кухню, сказала сторожу и кухарке, что видела привидение и, сев на первый попавшийся удобный стул, лишилась чувств.

— Раз, два, три! — Пастор приоткрыл дверь и вышел на порог своего дома. На этот раз у него не было никакого сомнения, что он действительно слышал крик.

— Ах, милая моя, — сказал он жене. — Что это такое? Словно в церкви кого-то убивают. Дай-ка мне шляпу и толстую палку да пошли за Эндрю. Быть может это кричит тот сумасшедший, что стащил язык из кладовой.

Дети увидели луч света, когда пастор открывал дверь, увидели его фигуру на пороге и перестали кричать, чтобы перевести дух и посмотреть, что будет дальше.

Когда пастор ушел за шляпой, Сирил сказал поспешно:

— Он думает, что ему только показалось. Слишком тихо вы кричите. Ну, хорошенько: раз, два, три!

На этот раз крик получился поистине ужасный. Жена пастора обхватила руками шею мужа и тоже закричала, точно слабое эхо тех диких звуков, что доносились из тьмы.

— Ты не должен ходить туда, — кричала она в испуге. — Нет, только не один! Джесси!

Девушка, бывшая в обмороке, пришла в себя и прибежала на зов.

— Пошли скорей за Эндрю. Там в церковь забрался сумасшедший, его надо схватить!

— Слушай, Эндрю, — сказала Джесси, входя в кухню. — Там в церкви какой-то сумасшедший орет. Госпожа говорит, чтобы ты шел и поймал его сейчас же.

— Ну уж один-то я не пойду! — пробормотал Эндрю потихоньку. Своему же господину он сказал только: «Слушаю, сударь».

— Вы слышали эти крики?

— Мне почудилось, будто я что-то слышал.

— Так идемте же скорее! — закричал пастор.

— Милая моя, я и в самом деле должен идти, — сказал он жене, легонько втолкнул ее в комнату, запер двери и бросился к церкви, таща за руку Эндрю.

Целый ураган криков понесся к ним навстречу. Когда эти крики умолкли, в свою очередь закричал Эндрю.

— Эй, ты, там! Ты звал, что ли?

— Да! — отвечали откуда-то издали четыре голоса разом.

— Звуки раздаются как-будто с неба, — сказал пастор. — Это замечательно!

— Где ты? — опять закричал Эндрю. На этот раз ему отвечал Сирил — медленно, четко и басом.

— Церковь, башня, крыша!

— Слезай, что ли!

— Нельзя! Дверь заперта!

— Что это такое? — воскликнул взволнованный пастор. — Эндрю, принесите фонарь из конюшни. Да, может быть, лучше позвать еще кого-нибудь из села?

— Нет, сударь, уж не иначе, как остальная шайка тут где-нибудь поблизости караулит. Убей меня Бог, коли это не ловушка! А вот у нас сейчас на кухне сидит кухаркин брат, что служит в лесничих, сударь, и дичь караулит, он-то уж знает, как с разными мазуриками обходиться надо. Да при нем и ружье есть.

— Слушайте! — опять крикнул Сирил. — Поднимитесь на башню и выпустите нас отсюда!

— Сейчас идем, — отвечал Эндрю. — Только вот позову полицейского да ружье возьму.

— Эндрю, Эндрю, ведь это же неправда! — остановил его пастор.

— Ничего, сударь, так-то лучше будет!

Эндрю вернулся с фонарем и привел с собою кухаркиного брата. Жена пастора просила их быть как можно осторожнее.

Теперь стало совсем темно. Пастор, Эндрю и лесник пошли через двор к церкви, разговаривая по пути. Пастор был уверен, что на башню забрался тот самый помешанный, что залез к нему в кладовую, оставил там дикое письмо и утащил копченый язык. Эндрю полагал, что тут не иначе, как «ловушка». Только один кухаркин брат был совершенно спокоен.

— Много крику — мало шерсти, — сказал он. — Опасный народ так шуметь не станет.

Он как будто совсем не боялся. Но ведь у него было ружье! Поэтому ему дали фонарь и послали вперед по крутым и темным лестницам церковной башни. Следом за ним шел Эндрю — этот хвастался потом, что он все-таки храбрее своего господина, потому что шел впереди его. На самом-то деле Эндрю нарочно пристроился посередке, потому что боялся, как бы кто-нибудь не кинулся на него сзади и не схватил его впотьмах за ноги.

Пятеро детей и чудище

Они поднимались все выше и выше по узкой винтовой лестнице, потом прошли через площадку, где звонят в колокола и где висят веревки с мягкими пушистыми концами, еще потом поднялись к самым колоколам, затем прошли поднялись по лестнице с широкими ступеньками и наконец по еще одной маленькой и узенькой лесенке взобрались на самый верх. Тут была дверка, запертая толстым железным засовом.

Лесник постучал в дверь и окликнул:

— Эй, вы, там!

Дети, сбившись в кучу, стояли по другую сторону двери и дрожали от волнения. От крика они охрипли и едва могли говорить. Наконец, Сирил кое-как собрался с силами и ответил скрипучим голосом:

— Здесь мы.

— Как вы туда попали?

Не стоило, конечно, и говорить «прилетели», поэтому Сирил сказал:

— Мы поднялись, а потом оказалось, что дверь заперта, и спуститься назад было уже никак нельзя. Пожалуйста, отоприте нас.

— А сколько вас?

— Четверо.

— У вас есть оружие?

— У нас есть что?

— Смотрите же! При мне ружье — так вы уж лучше не пускайтесь ни на какие проделки. Если мы откроем дверь, обещаете сойти смирно и без всяких глупостей?

— Да! О, да! — отвечали все четверо разом.

— Там женские голоса слышатся! — сказал с удивлением пастор.

— Прикажите отпереть, сударь? — спросил лесник. Эндрю спустился на несколько ступенек вниз — «чтобы простору больше было», как объяснял он потом.

— Отпирайте, — приказал пастор.

— Помните, вы, там, — сказал он через замочную скважину, — что мы пришли освободить вас. Держите же свое слово и не вздумайте прибегнуть к насилию.

— Что-то засов приржавел: словно его полгода не открывали, — проговорил лесник, старавшийся открыть дверь. Когда засов подался, он строго сказал через замочную скважину:

— Я не отопру, пока вы все не отойдете на другую сторону. И если кто-нибудь из вас попробует подойти ко мне, я буду стрелять. Ну?

— Мы все ушли на другую сторону, — послышался ответ.

Лесник был очень доволен собою и чувствовал себя очень храбрым человеком, когда, открыв дверь, вышел на свинцовую крышу и осветил конюшенным фонарем группу злодеев, стоявших по другую сторону площадки.

Вдруг он опустил ружье и чуть не выронил из рук фонарь.