Book.

Она вопросительно посмотрела на Роберта, и тот, пробормотав нечто вроде «Конечно, с большим удовольствием!», мгновенно исчез под прилавком миссис Биддл.

— Меня удивляет то, что вы поощряете этих маленьких негодяев, — сказала миссис Биддл. — Понимаете, мисс Писмарш, я всегда все говорю напрямик… Так вот, я должна сказать, что меня удивляет ваше поведение. — Затем она повернулась к собравшимся и, окинув их строгим взглядом, продолжала: — И вообще, здесь вам не цирк! Просто один очень гадкий мальчишка доозорничался и случайно поранился — да и то совсем чуть-чуть. Так что вам лучше поскорее разойтись. Если он почувствует себя центром внимания, он только еще пуще расхулиганится.

Мало-помалу толпа рассеялась. Не находившая слов от ярости Антея услыхала, как стоявший рядом с ней викарий негромко произнес: «Несчастный мальчик!» — и возлюбила его отныне и навсегда.

В этот момент из-под прилавка вынырнул Роберт, нагруженный бенарской медью и инкрустированными слоновой костью сандаловыми шкатулками.

— Господи! — воскликнула мисс Писмарш. — Значит, Чарльз все-таки не забыл!

— Извините! — Миссис Биддл олицетворяла собой вежливость, замороженную в сердце айсберга. — Все эти вещи лежали за моим прилавком. Неизвестный даритель, который тайком подложил их туда, наверняка краснеет при мысли о том, что кто-то другой может заявить на них свои права. Разумеется, все это исключительно для меня.

Дети почли за лучшее покинуть место сего неравного поединка и смешаться с толпой. Они просто не находили слов от возмущения — до тех пор, пока находчивый Роберт не выразился следующим образом:

— Ах, эта расфуфыренная фурия!

— И это после всего того, что нам довелось пережить! — сказал Сирил. — У меня до сих пор в горле першит после переговоров с той индийской леди в брюках.

— Эта фурия — просто дура! — заключила Джейн.

Торопливый шепот Антеи прервал поток замысловатых и просто откровенных ругательств:

— Согласна, она отнюдь не подарок, зато мисс Писмарш — настоящее чудо и вдобавок красавица. У кого-нибудь есть карандаш?

Ползти под тремя составленными вместе прилавками было тяжело и неловко, но Антея прекрасно справилась с этим. Отыскав среди мусора большой обрывок голубой бумаги, она сложила его пополам и, через каждое слово облизывая карандаш, чтобы было заметнее, написала: «Все эти индийские сокровища предназначены чудесной красавице мисс Писмарш». Некоторое время она раздумывала над тем, чтобы приписать для пущей ясности «И ни в коем случае не миссис Биддл», но потом решила, что это может навести на подозрения, и ограничилась лишь тем, что подписалась: «Неизвестный даритель». Затем она поползла обратно и через минуту присоединилась к остальным.

Так что когда миссис Биддл обратилась за справедливостью в устроительный комитет базара и два конкурирующих ларька были сдвинуты в сторону, чтобы два тучных священника и несколько не менее тучных леди смогли посмотреть на товар, не лазая под прилавки, обрывок голубой бумаги был благополучно обнаружен, и вся груда изящных индийских побрякушек перешла на прилавок мисс Писмарш, которая и продала их все до одной, выручив тридцать пять фунтов стерлингов.

— Что-то я никак не возьму в толк насчет этой голубой бумажки… — сказала миссис Биддл. — По мне, так это мог написать только сумасшедший. Да еще назвать ее «чудесной красавицей»! Нет, разумный человек не мог этого написать.

Антея и Джейн попросили у мисс Писмарш позволения помочь ей с распродажей, мотивируя это тем, что именно их братец Роберт обнаружил неожиданный товар. Мисс Писмарш с радостью согласилась, ибо ее до того всеми заброшенный ларек теперь был окружен плотной толпой покупателей, желающих приобрести экзотические сувениры, и ей просто была необходима помощь. Оглядываясь время от времени на миссис Биддл, дети замечали, что для ее торговли не только помощники, но и она сама была не очень-то нужна. Надеюсь, они не испытывали радости по этому поводу — знаете, вы должны прощать своих врагов, даже если те и наступают вам на руки, а потом говорят, что вы сами виноваты в этом. Однако боюсь, что они все же в недостаточной мере чувствовали свою вину.

Им пришлось изрядно повозиться, расставляя свой товар на прилавке. Но сначала они расстелили ковер, так что серебряные, медные и сандаловые штучки очень выгодно смотрелись на его темном фоне. Весь вечер вокруг их прилавка не стихала веселая суета, и в конце концов мисс Писмарш с девочками удалось продать даже некомплектный серебряный гвоздь, по непонятной причине завалявшийся среди маленьких сияющих солнц, привезенных детьми с далекого индийского базара. Покончив с этим делом, дети всей гурьбой отправились вытаскивать счастливые номера в лотерее, нашаривать в рождественской кадке специально для такого случая приготовленные подарки, веселиться над деревенскими простофилями из картонного оркестрика, наяривающими под ветхозаветный фонограф и с замиранием сердца внимать сладкозвучному пению птиц, производимому за ширмой при помощи стеклянных трубок и стаканов с водой.

Неожиданной радостью для всех четверых явилось чаепитие, устроенное добрым викарием, и, не успели они еще съесть по три пирожка каждый, как к ним присоединилась мисс Писмарш. Вечеринка удалась на славу, а викарий так просто превзошел самого себя, наперебой расточая любезности всем присутствовашим («и даже мисс Писмарш», как заметила позднее Джейн).

— Нам пора возвращаться к ларьку, — сказала Антея, когда все почувствовали, что готовы скорее умереть, чем съесть еще кусочек, а викарий вообще забыл о еде и вместо этого принялся нашептывать на ухо мисс Писмарш о каком-то событии, намеревающемся произойти «после Пасхи».

— Нам незачем туда возвращаться, — весело прощебетала мисс Писмарш. — Благодаря вам, мои милые, мы продали все до последнего.

— Н-но… там же ковер, — сказал Сирил.

— О! — лучезарно улыбнулась мисс Писмарш. — Насчет ковра не беспокойтесь. Я ухитрилась даже его продать. Миссис Биддл дала мне за него целых десять шиллингов. Она сказала, что давно хотела приобрести что-нибуть подобное в спальню прислуге.

— Как же! — сказала Джейн. — У ее прислуги ковров не бывает. Мы взяли к себе ее кухарку, так она нам много чего про эту самую миссис порассказала.

— Прошу вас, давайте оставим в покое тайны мадридского двора, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал викарий, и мисс Писмарш снова засмеялась, глядя на него так, как если бы ей в жизни не доводилось встречать более приятного и веселого человека. Но остальные четверо чуть ли не в буквальном смысле проглотили языки от ужаса. И действительно, посудите сами, что им было делать? Не могли же они сказать: «Это ведь, черт возьми, наш ковер!», ибо ковры вообще никто и никогда не приносит на благотворительные базары, и уж тем более дети.

Дети пребывали в самом настоящем отчаянии. К их чести должна сказать, что это их отчаяние не побудило их забыть о хороших манерах, как это иногда бывает даже со взрослыми, которым не мешает поучиться на примере наших приятелей.