— Я сровняю его с землей…
Потемкин крепостей не жаловал. Он предпочитал видеть лучше гладкое место, нежели эти несуразные сооружения, гнездища эпидемии, которые своими безобразными контурами оскорбляли его эстетические вкусы.
Была еще одна крепость, которая решила ему не сдаваться, — это Софья де Витт, которая раскинула перед ним карты, гадая:
— Трефовая дама еще далека от вас, и вы получите от нее желаемое, когда закончатся хлопоты… с Измаилом.
— Карты врут! — в гневе отвечал Потемкин, свирепея.
Одна из светских дам, бывшая тогда при Потемкине, писала: «Волшебная азиатская роскошь доходила до крайней степени… Сам князь носил кафтан, расшитый соболями. Екатерина Долгорукая не покидала князя Потемкина. Г-жа С. Витт бесилась при этом, играя роль наивной простушки. Ужин разносили кирасиры высоченного роста с огромными воротниками: на головах у них были черные меховые шапки с султанами, перевязи серебряные. Во времена ужина прекрасный оркестр Сарти исполнял самые лучшие европейские пиесы… Вечером я услышала выстрелы, возвещавшие о взятии нами Килии».
— Ага! — обрадовался Потемкин. — Теперь начнется!..
Большие летучие мыши с оттопыренными ушами кружились вокруг него, взмахами крыл задувая ароматные свечи. 6 ноября — ура! — был взят Тульчинский замок. Турецкая флотилия, забрав семьи, бежала к Исакче, но с берега ее не пропустил Суворов, принудив к сдаче. 13 ноября над Дунаем косо полетел снег. В этот день русские галеры сожгли и пленили остатки Дунайской флотилии турок, а десанты запорожцев овладели крепостью Исакчи. Наконец корабли де Рибаса вышли под Измаил и ударили в его стены первыми ядрами.
Попов — в мундире генерал-майора — объявил при ставке:
— Прекрасные дамы и благородные господа! Кавалер Михайла Голенищев-Кутузов с берега, а кавалер Осип де Рибас со стороны Дуная начали обложение Измаила…
Прекрасная фанариотка снова раскинула перед светлейшим гадальные карты:
— Предстоят хлопоты немалые, и выходит так, что Измаил падет в самый первый день следующего века…
— Да? — захохотал Потемкин. — Так вы, моя воздушная прелесть, к тому времени превратитесь в старуху…
Он увлек женщину в спальню, оркестр Сарти при этом исполнил лирическое вступление, а Попов велел пушкам салютовать победу светлейшего над красавицей.
После чего Потемкин указал Попову:
— Готовь перья острее, буду писать Суворову… Измаил может взять только граф Рымникский!
— Граф Рымникский станет тогда и князем Измаильским, — предупредил его Попов.
— Нет, не станет, — отвечал Потемкин.
ПИСЬМО ПОТЕМКИНА СУВОРОВУ ИЗ БЕНДЕР Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! Рибас будет Вам во всем ни пользу… Будешь доволен и Кутузовым. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшей… Сын принца де Линя — инженер, употребите его по способности. Боже, подай Вам свою помощь… Князь Потемкин-Таврический.
ПИСЬМО СУВОРОВА ПОТЕМКИНУ ИЗ ГАЛАЦА Получа повеление Вашей светлости, отправился я к стороне Измаила. Боже, даруй нам свою помощь! Пребуду с глубочайшим почтением. Вашей светлости нижайший слуга — граф Александр Суворов-Рымникский.
Через неделю Суворов уже подъезжал к Измаилу, за ним казак на лошаденке вез котомку с вещами. Летел мокрый снег, было зябко. К великому удивлению полководца, он встречал войска, идущие по слякоти прочь от Измаила.
— Стойте, богатыри! — задержал их Суворов. — Я-то в Измаил стопы направил, а вы куда, братцы, собрались?
— Да нам генералы велели, — хмуро отвечали солдаты. — Сказывают меж собою, что Измаил не осилить. Стенки и впрямь высоченные — глянешь, так и шапки кувыркаются.
— Командую здесь я — Суворов, так и скажите всем, что я снова с вами. А воля светлейшего князя такова, что отступать не велено. Посему возвращайтесь обратно…
Потемкин был ошеломлен известием, что генералы, без его ведома, начали отводить войска. Он переслал Суворову еще один ордер — секретнейший: делай как хочешь и как умеешь, руки тебе развязываю, а твое решение станет моим решением. Этот ордер вполне устраивал Александра Васильевича, давая ему власть главнокомандования. Измаил, гордость султанов, примостился к Дунаю, нерушимо высясь на путях к сердцу Оттоманской империи… Осмотрев крепость в поисках ее слабейших мест, Суворов честно рапортовал в ставку Потемкина: «КРЕПОСТЬ БЕЗ СЛАБЫХ МЕСТ». Этим он признал неприступность Измаила, но Суворов не писал светлейшему, что Измаил нельзя взять. Александр Васильевич повидался с Голенищевым-Кутузовым, который предостерег:
— Ежели очаковское сидение повторится, так турки и правы, что хохочут над нами: с голоду да холоду перемрем.
— Я не светлейший, — ответил Суворов, — и мучить армию не намерен… Отчего ты грустен, Ларионыч мой?
— Беда у меня. Жена пишет, что все детки оспою перестрадали, но выжили. А единый сыночек мой Николенька, рода моего продолжатель, умер… охти, горе мне!
— Смерть уже дважды чрез главу твою промчалась, словно комета огненная, и уцелел ты. Не будь скорбен — не ищи смерти в третий раз, когда вступишь на стены измаильские.
— Возможна ль эскалада сия?
— Для русских нет невозможного… верь!
Суворов сразу начал ломать ретирадные настроения, готовя людей к штурму, и солдаты кричали ему:
— Живые аль мертвые, а в Измаиле побываем! Веди нас, батюшка, — мы тебя знаем, а ты нас помнишь…
Среди офицеров было немало скептиков; один из них писал родителям в Петербург: «С тех пор, как существует Россия, такого горячего дела, какое нам предстоит, никогда еще не видывали: ибо это не безделица взять одним разом город, так хорошо укрепленный, как Измаил… словом, будем начинать тем, чем обыкновенно кончают — приступом!»
Де Линь очень высоко чтил Суворова, именуя его Александром Диогеновичем или Александром Македонским. Суворов за эти годы успел полюбить де Линя за юмор, он писал ему в Вену: «Мы пожнем толпы врагов, как стенобитное орудие поражает крепости, и я обниму тебя в тех вратах, где пал последний Палеолог, и скажу: видишь — я сдержал слово — победа или смерть».
Каждую нацию по-своему воодушевляют перед генеральным сражением. «Кавалеры, — говорил король Генрих IV, — не забывайте, что вы французы, а неприятель перед вами». Фридрих Великий внушал войскам: «Ребята! Сегодня у нас теплый денек, не потеряйте шляпы, и пусть все идет как по маслу».
Суворов на гнедой казацкой лошадке объезжал войска:
— Чудо-богатыри! Два раза вы подходили к Измаилу, первый раз с князем Репниным, второй с де Рибасом, и дважды вы отступали. Бог троицу любит. В третий раз победим или умрем!
— Веди нас, батюшка, — отвечали ему солдаты. — Стыло нам здеся, мокро и голодно… хоть штурмом согреемся!