Льюис насупился, а мисс Марпл продолжала. Ее щеки становились все более розовыми, а речь – все более несвязной:
– Нет, конечно, нельзя не ценить то, что вы и Керри-Луиза… Истинно благородное дело, дело милосердия… А милосердие необходимо… Ведь важнее всего то, чем человек является сам по себе… Одним везет, другим нет… И со счастливчиков спрос, конечно, больше… Но иной раз мне кажется, что и тут нужна мера. О, я не о вас, мистер Серроколд. Я вообще… Есть у англичан эта странность. Даже на войне они больше гордятся поражениями и отступлениями, чем победами. Иностранцы не могут понять, почему мы так гордимся Дюнкерком [42] . Они о подобных вещах предпочитают не упоминать. А мы всегда даже как-то конфузимся, когда побеждаем. И победой не принято хвастать. А что воспевают наши поэмы? [43] Гибель легкой кавалерии в Крымской войне [44] . Или то, как маленький «Ревендж» [45] пошел ко дну в Карибском море [46] . Очень странная черта, если вдуматься!..
Мисс Марпл остановилась, чтобы перевести дух.
– Я хотела сказать, что молодому Уолтеру Хадду все у нас должно казаться странным.
– Да, – сказал Льюис. – Я понимаю, о чем вы. Уолтер очень отличился на войне. Его храбрость вне всяких сомнений.
– Это, конечно, мало что значит, – признала мисс Марпл. – Одно дело – война, другое – повседневная жизнь. Конечно, чтобы совершить убийство, тоже, по-моему, нужна храбрость. А чаще, пожалуй, просто самоуверенность. Да, именно самоуверенность.
– Но едва ли у Уолтера Хадда мог быть достаточно веский мотив.
– Вы полагаете? – сказала мисс Марпл. – Ему все здесь ужасно не нравится. Он хотел бы уехать. И увезти Джину. И если ему нужны деньги, ему важно, чтобы Джина получила все свои деньги, прежде чем она… увлечется другим человеком.
– Увлечется другим человеком? – озадаченно переспросил Льюис.
Мисс Марпл про себя подивилась слепоте энтузиастов социальных реформ.
– Вот именно. Оба брата Рестарик влюблены в нее.
– О, не думаю, – рассеянно произнес Льюис.
И продолжал:
– Стивен для нас неоценим – просто неоценим. Он удивительно сумел увлечь и заинтересовать мальчиков. В прошлом месяце они показали великолепный спектакль. Декорации, костюмы – все сами. Это лишний раз доказывает – я всегда говорил об этом Мэйверику, – что на преступления их толкает отсутствие в их жизни ярких событий. Ребенок придумывает себе драматические ситуации. Мэйверик говорит… ах да, Мэйверик… – Льюис не договорил, о чем-то вдруг вспомнив. – Надо, чтобы Мэйверик поговорил с инспектором об Эдгаре. Нелепая история…
– А что вы на самом деле знаете об Эдгаре Лоусоне, мистер Серроколд?
– Все, – решительно сказал Льюис. – То есть все, что надо знать. Знаю, каково его происхождение… воспитание… и эту его укоренившуюся неуверенность в себе…
Мисс Марпл прервала его:
– Не мог ли Эдгар Лоусон пытаться отравить Керри-Луизу?
– Едва ли. Он пробыл здесь всего несколько недель. И вообще смешно! Зачем Эдгару травить мою жену? Что он может этим выиграть?
– Ничего материального, конечно. Но он может иметь какой-то свой мотив. Он ведь очень странный.
– Вы хотите сказать – ненормальный?
– Пожалуй. Впрочем, не совсем. Просто в нем что-то не так.
Нельзя сказать, чтобы она выразилась ясно. Льюис Серроколд принял ее слова в их прямом смысле.
– Да, – сказал он со вздохом. – У бедного малого все не так. Но улучшение было значительное. Я просто не понимаю, что спровоцировало этот внезапный рецидив.
Мисс Марпл подхватила:
– Да, я тоже пытаюсь это понять… Если…
В комнату вошел инспектор Карри, и она не договорила.
Льюис Серроколд вышел, а инспектор Карри сел и как-то особенно улыбнулся мисс Марпл.
– Итак, мистер Серроколд просил вас быть сторожевым псом, – сказал он.
– Ну да, – сказала она извиняющимся тоном. – Надеюсь, вы ничего не имеете против.
– Не имею. Считаю это хорошей мыслью. А знает ли мистер Серроколд, что вы как нельзя лучше подходите для этой роли?
– Я не совсем понимаю вас, инспектор.
– Он думает, что вы – очень милая пожилая дама, которая училась вместе с его женой. А мы, – он одобрительно кивнул, – знаем, что вы умеете кое-что еще. Преступления – это прямо по вашей части. Мистер Серроколд знает только один вид преступника – начинающего и подающего надежды. Мне прямо становится противно. Может, я, конечно, не прав, сужу по старинке. Но разве мало у нас хороших, порядочных парней, которым очень следовало бы помочь делать в жизни первые шаги? Так нет! Добродетель, мол, сама по себе награда. Порядочным людям миллионеры ничего не завещают. Впрочем, не слушайте меня, я ведь сужу по старинке. Но мне довелось видеть парней и девушек – уж, кажется, все было против них: и дурные родители, и невезенье, а они выстояли, не оступились. Вот таким я завещаю свою кубышку, если она у меня будет. Да только не будет ее. Будет пенсия, и копайся себе в саду.
Он опять ласково кивнул мисс Марпл.
– Вчера мой начальник Блэкер рассказал мне о вас. Сказал, что у вас большой опыт, что вы здорово изучили неприглядные стороны человеческой натуры. Я хотел бы знать вашу точку зрения. Кто же злодей? Молодой муж и доблестный американский солдат?
– Это очень устроило бы всех, – сказала мисс Марпл.