– Нет.
И добавил несколько загадочно:
– Кристиан был очень справедливым человеком.
– Каким образом, по-вашему, вашей жене дают яд?
– Я размышлял над этим, пока одевался к обеду, мне кажется, что легче всего смешивать его с лекарством. Моя жена принимает укрепляющую микстуру. В бутылочку с лекарством каждый может подмешать мышьяку. Что касается пищи, то все мы едим одно и то же, отдельно для моей жены ничего не готовят.
– Мы должны взять это лекарство и отправить его на анализ.
– Я вам уже приготовил, – спокойно сказал Льюис. – Я налил немного в этот пузырек сегодня перед обедом.
Из ящика своего бюро он достал маленький закупоренный флакон, содержавший какую-то красную жидкость.
Инспектор Карри как-то странно на него взглянул.
– Вы очень предусмотрительны, мистер Серроколд.
– Я привык действовать решительно. Сегодня вечером я не позволил ей принять ее обычную дозу. Стакан до сих пор еще стоит на дубовом буфете в Зале. Сама бутылка в гостиной…
Карри наклонился через письменный стол. Он понизил голос и заговорил доверительно и совершенно неофициально:
– Простите, мистер Серроколд, но почему вы так уж стараетесь все скрыть от жены? Боитесь, что она впадет в панику? Право, ради ее собственной безопасности было бы лучше предостеречь ее.
– Да-да, возможно. Но думаю, что вы не вполне понимаете. Впрочем, не зная Каролину, понять трудно. Инспектор, моя жена – идеалистка, безгранично верящая в людей. Вот о ком можно сказать: не видит зла, не слышит зла и не говорит зла [40] . Для нее непостижимо, что кто-то может желать ее смерти. Но это еще не все. Этот «кто-то» в данном случае – вы понимаете, – вероятно, очень близок и дорог ей…
– Так вот что вы думаете!
– Рядом с нами живут две сотни извращенных личностей, не раз совершавших акты грубого и бессмысленного насилия. Но по самой элементарной логике, никого из них в данном случае подозревать нельзя. Ее методично травит кто-то из домашних. Подумайте, кто окружает ее: муж, дочь, внучка, муж внучки, пасынок, к которому она относится как к родному сыну, мисс Беллевер – преданная компаньонка, многолетний друг. Все они близки и дороги ей – и тем не менее это мог делать только кто-то из них.
– Есть и посторонние… – медленно сказал Карри.
– Да, действительно. Доктор Мэйверик и один или два человека из персонала часто у нас бывают. Есть, наконец, слуги. Но скажите откровенно: какой мотив может быть у них?
– Есть еще молодой – как его – Эдгар Лоусон, – сказал инспектор.
– Да. Но он в последнее время бывает в нашем доме редко. У него также не может быть никакого мотива. И он глубоко привязан к Каролине – как, впрочем, и все.
– Но он крайне неуравновешен. Взять хоть его сегодняшнее нападение на вас.
Серроколд нетерпеливо отмахнулся.
– Детская выходка. Он и не думал убивать меня.
– А два пулевых отверстия в стене? Ведь он стрелял в вас.
– Стрелял, но вовсе не в меня. Это было не более чем спектакль.
– Довольно опасный спектакль, мистер Серроколд.
– Вы не понимаете. Вам следует поговорить с нашим психиатром доктором Мэйвериком. Эдгар – незаконнорожденный. Страдая от отсутствия отца и от своего убогого происхождения, он утешался тем, что воображал себя сыном какого-нибудь знаменитого человека. Это – распространенное явление, уверяю вас. Здесь у нас он заметно выправился. Потом почему-то произошел рецидив. Ему вдруг почудилось, что его отец – это я, он устроил мелодраматическую сцену, размахивал револьвером, выкрикивая угрозы. Я ничуть не испугался. После того как он два раза выстрелил, он разрыдался. Доктор Мэйверик увел его и дал успокоительное. Завтра утром он, полагаю, будет совершенно в норме.
– Вы не хотите подать на него в суд?
– Это было бы самое худшее – для него.
– Откровенно говоря, мистер Серроколд, его свободу следовало бы ограничить. Человек, который стреляет из револьвера ради самоутверждения… Надо, знаете ли, думать и о других людях.
– Поговорите на эту тему с доктором Мэйвериком, – сказал Льюис. – Он представит вам точку зрения профессионала. Во всяком случае, бедняга Эдгар уж наверняка неповинен в убийстве Гулбрандсена. Он в это время угрожал мне.
– Да, вернемся к нашей главной теме, мистер Серроколд. Мы уже говорили о людях со стороны. По-видимому, каждый мог войти в дом снаружи и застрелить мистера Гулбрандсена. Ведь дверь на террасу не была заперта. Но не надо забывать и о тех, кто живет в доме. В свете того, что вы мне только что сказали, им надо уделить самое пристальное внимание. Возможно, что, кроме этой старушки мисс… да, мисс Марпл, которая случайно выглянула из окна своей комнаты, никто не знает, что вы с Кристианом Гулбрандсеном уже говорили наедине. Если так, Гулбрандсена могли убить, чтобы он не сообщил вам о своих подозрениях. Конечно, сейчас еще рано говорить о возможных мотивах… Мистер Гулбрандсен был, кажется, человеком состоятельным?
– Да, он был очень богат. У него есть сыновья, дочери и внуки, и все они, видимо, что-то унаследуют. Но никто из них не проживает в нашей стране, и все они – солидные, весьма уважаемые люди. Насколько я знаю, среди них нет ни одной сомнительной личности.
– Были ли у него враги?
– Это маловероятно. У таких людей нет врагов.
– Стало быть, мы ограничены стенами этого дома и его обитателями. Кто же из них мог его убить?
Льюис Серроколд медленно произнес:
– Мне очень трудно говорить об этом. Ведь это члены моей семьи, наши гости, конечно, по-вашему, все они попадают под подозрение, но только учтите – все, за исключением слуг, находились в Большом Зале, когда Кристиан ушел к себе, и, пока я сам был там, никто из Зала не выходил.
– Никто?
– Кажется… – Льюис нахмурился, пытаясь вспомнить. – Ах да! Погасло несколько лампочек, и мистер Уолтер Хадд выходил, чтобы выяснить, в чем дело.
– Молодой американец?
– Да. Разумеется, я не знаю, что еще происходило после того, как Эдгар и я вошли сюда, в кабинет.
– И больше вы ничего не можете сказать, мистер Серроколд?
Льюис Серроколд покачал головой.
– Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Все это так… так непостижимо.