– Вы узнали револьвер?
– Еще бы! Это был мой собственный револьвер.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Дня два или три назад.
– Где вы хранили его?
– В комоде, в моей комнате.
– Кому было известно, что вы храните его там?
– Не знаю, кому и что известно в этом доме.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что они здесь все с приветом.
– Когда вы вернулись в Зал, там были все?
– Кто – все?
– Все те, кто там был, когда вы пошли менять пробки?
– Джина была… и старая седая дама, и мисс Беллевер… Я не обратил особого внимания, но, кажется, так.
– Мистер Гулбрандсен приехал позавчера и приехал неожиданно?
– Да. Как я понял, это был непредвиденный визит.
– Его приезд кого-нибудь поразил или взволновал?
Уолтеру Хадду понадобились две-три секунды, прежде чем он ответил:
– Нет, такого я не заметил.
И опять в его поведении появилась настороженность.
– Известно ли вам что-нибудь о цели его приезда?
– Думаю, что он приехал по делам драгоценного Фонда. Вот уж бредовая затея!
– Такие затеи, как вы их называете, существуют и в Штатах.
– Да. Но одно дело – вклад в социальную программу, а другое – вся эта воспитательная возня. Мне психиатры еще в армии осточертели. Здесь же они так и кишат. Учат молодых громил плести корзиночки из рафии [47] и делать подставки для трубок. Нежности какие! Это же для малых ребят.
Инспектор Карри никак не прокомментировал этот критический отзыв. Не исключено, что в глубине души он был согласен. Внимательно глядя на Уолтера, он спросил:
– Как вы думаете, кто мог убить мистера Гулбрандсена?
– Думаю, что упражнялся один из одаренных воспитанников Школы.
– Нет, мистер Хадд, это исключено. Хотя в Школе всячески стараются создать атмосферу свободы, это как-никак место заключения. И порядки там соответствующие. Никто после наступления темноты не может выбраться оттуда.
– Я все же не исключал бы воспитанников Школы. А если вам угодно искать ближе к семейному кругу, думаю, что вернее всего ставить на Алекса Рестарика.
– Почему вы так думаете?
– У него была такая возможность. Он приехал один на машине и как раз в это время ехал через парк.
– А зачем ему убивать Кристиана Гулбрандсена?
Уолтер пожал плечами:
– Я здесь человек пришлый. И не знаю всех их семейных дел… Может, старик что-то узнал про Алекса и мог рассказать Серроколдам.
– И что было бы?
– Возможно, они перестали бы давать ему деньги. А он их здорово умеет тратить, как я слышал.
– На свои театральные антрепризы?
– Так он их называет.
– Вы полагаете – на что-то иное?
Уолтер Хадд снова пожал плечами.
– Откуда мне знать? – сказал он.
Алекс Рестарик много говорил и много жестикулировал.
– Да знаю, знаю! Я идеально подхожу на роль подозреваемого. Приезжаю сюда один, а на пути к дому вдруг впадаю в творческий экстаз. Впрочем, вы едва ли это поймете.
– А вдруг все-таки пойму, – сухо возразил инспектор.
Но Алекс Рестарик продолжал, не останавливаясь:
– Ведь именно так и бывает. На тебя находит. Неизвестно когда и как. Какой-нибудь неожиданный эффект или ракурс – внезапное озарение – и забываешь про всех и вся. В следующем месяце я ставлю «Ночи в порту». И вдруг вчера вечером вижу нечто изумительное. Идеальное освещение. Туман – фары, разрезающие туман и отраженные им, тускло освещающие какие-то высокие здания. И все усиливало этот эффект! Выстрелы – звук бегущих шагов – пофыркивание электрического движка, но так могут пыхтеть и буксиры на Темзе. Я подумал: вот оно! Вот что мне надо! Но как воспроизвести это на сцене? И…
Инспектор Карри перебил его:
– Вы услышали выстрелы? Откуда?
– Из тумана, инспектор. – Алекс взмахнул холеными руками. – Из тумана. Это и было самым изумительным.
– И вам не пришло в голову, что случилась беда?
– Беда? С какой стати?
– Разве выстрелы такая уж обычная вещь?
– Ах, я же знал, что вы не поймете! Выстрелы вписывались в сцену, которую я создавал. Выстрелы были мне нужны. Опасность – опиум – безумие… Не все ли мне равно, что это было в действительности? Может быть, выхлопы грузовика на дороге? Или браконьер стрелял кроликов?
– На кроликов здесь ставят капканы.
Алекс неудержимо несся дальше:
– А может, это ребенок забавлялся фейерверком. Я даже не подумал о них как о реальных выстрелах. Я мысленно был в портовом притоне, вернее, в задних рядах кресел, и смотрел на притон.
– Сколько было выстрелов?
– Не знаю, – нетерпеливо сказал Алекс. – Два или три. Два подряд, это я помню.
Инспектор Карри кивнул.
– Вы, кажется, сказали, что слышали топот бегущих ног? Откуда?
– Из тумана. Где-то возле дома.
Инспектор Карри сдержанно пояснил:
– Это может указывать на то, что убийца Кристиана Гулбрандсена появился снаружи.
– Разумеется. Не хотите же вы сказать, что его убил кто-нибудь из домашних?
Все еще осторожничая, инспектор Карри ответил общей фразой:
– Мы вынуждены учитывать все возможности.
– Видимо, да, – великодушно согласился Алекс Рестарик. – Как ваша работа должна иссушить душу, инспектор! Подробности, время, место – как же все это мелко! И ради чего? Разве это вернет к жизни несчастного Кристиана Гулбрандсена?
– А удовлетворение, мистер Рестарик, когда удается поймать преступника?