– Снова этот кошмар… – только и смогла простонать Анна. – Творец Всемогущий, дай мне силы! Опять я ищу и не могу найти тело своего мальчика…
Хорошенькая манерная Джеральдина Нил совершенно растерялась и с перепугу расплакалась. Более хладнокровная Эмлин Грэйсток не удержалась от вопроса:
– Госпожа моя, о каком мальчике вы говорите?
– Ее светлость имеет в виду дитя, которое, с Божьей помощью, готова понести от своего супруга.
Матильда Харрингтон, неприбранная, с кое-как заколотыми волосами, решительно вступила в опочивальню. Как всегда, сухая и властная, никогда не теряющая рассудка, она выслала девушек, прикрыла дверь и, не обращая внимания на всхлипывающую Анну, стала возиться у камина, пока не приготовила успокаивающий отвар из липовых цветов с добавлением малой толики незрелых маковых зерен. Анна покорно выпила поднесенное питье и улеглась на своей широкой кровати, позволив статс-даме укрыть себя. Но Матильда не спешила удалиться и осталась сидеть на скамье у камина, строгая, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Анне было необходимо чье-то присутствие в опочивальне, ибо, стыдно признаться, ей было страшно остаться одной, потому что тогда перед глазами вновь возникало кровавое месиво, в гуще которого она вновь и вновь пыталась отыскать останки сына. Однако в этом новом кошмаре не Филип, а Джон Дайтон бродил с нею, разыскивая сына.
На следующее утро она проснулась едва ли не к полудню. Никто не будил ее, и, когда она позвонила в колокольчик, явились фрейлины, приветливые и словно не помнящие о ночном происшествии.
В этот день от Ричарда из Лондона прибыло послание, а также множество подарков от знатных особ, сожалевших, что они не смогли присутствовать на бракосочетании второй по знатности четы Англии.
Ричард писал на арабской бумаге, и Анне непривычно было держать в руках столь тонкий и хрупкий лист. Почерк герцога был мелок, но необыкновенно отчетлив. Анна наскоро пробежала послание, ища сообщений о Кэтрин.
«Ваша дочь пребывает в добром здравии и весьма весела. Она и мой сын Джон Глостер были представлены королю и королеве, и им оказаны всяческие милости. Они участвовали в катании по реке с детьми короля, и к Кэтрин изъявила благосклонность принцесса Сесилия».
Анна испытала минутную радость. Ее дочь вошла в королевскую семью! Исполнилась ее мечта. Анна улыбнулась, но уже в следующий миг вновь жадно пробежала строки послания, ища, под каким же именем была представлена Кэтрин ко двору. Знает ли Эдуард, что это дитя – дочь человека, которого он столько раз называл своим другом, или по-прежнему ее рождение держится в тайне? Не найдя пояснений, Анна вновь перечла письмо. Ричард прежде всего сообщал, что тотчас же после похорон Джорджа вернул себе великое чемберленство Англии, стал сенешалем герцогства Ланкастерского и получил пожизненно должность шерифа Кемберленда, то есть обрел право распоряжаться всеми северными владениями герцога Кларенса. Подробности смерти брата Ричард сообщал скупо. Сам король впал в отчаяние и вопиял от скорби, однако в Лондоне упорно держатся слухи, что именно по его повелению утопили Джорджа. Анну шокировало это известие, а главное, по его тону угадывалось, что Ричард желает, чтобы все в него поверили. Хотя, что говорить, Джордж так долго сеял смуту в Англии, что терпение Эдуарда могло и иссякнуть. И тем не менее – какая жестокая и нелепая смерть, и это тогда, когда парламент и без того вынес Джорджу смертный приговор. Возможно, это и в самом деле несчастный случай.
Завершалось послание нежнейшими уверениями в любви и почтении, а также сообщением, что герцог намерен вернуться в конце марта. Анна свернула шуршащий лист и подумала, что отнюдь не торопила бы возвращение супруга, если бы не тосковала о дочери. О, если бы Кэтрин осталась с нею! Она со смутным ужасом помышляла о возвращении мужа, ее пугало повторение их близости.
Стремясь узнать еще хоть что-либо о дочери, Анна велела привести посланца герцога. Однако она была неприятно поражена, узнав, что им был сэр Роберт Рэтклиф, тот самый человек, который арестовал ее, когда она спешила к отцу, чтобы сообщить об измене Джорджа. Он же был ее тюремщиком в замке Хэмбли.
Теперь же Роберт Рэтклиф склонился перед Анной со всей учтивостью, и она, стараясь скрыть неприязнь, заговорила с ним о Лондоне, осведомилась, не просил ли герцог передать ей что-либо на словах, и, получив отрицательный ответ, стала расспрашивать о Кэтрин. Рэтклиф отвечал нехотя. Да, мисс Кэтрин окружена всеобщей заботой и вниманием. Она, как и Джон Глостер, живет в Байнард-Кастл, едва ли не каждый день оба они посещают Вестминстер, где проводят время с детьми королевской четы. Их представили как Кэтрин и Джона Глостеров. Насколько он может судить, девочка здорова и весела.
Новое имя! Анну это обеспокоило, но возразить было нечего. Возможно, Ричард лучше ее знал, как следует поступить. По крайней мере в одном Анна была теперь убеждена – с Ричардом ее дочь в безопасности.
Остаток дня Анна занималась подарками и сама не заметила, как развеселилась. Казалось, все знатнейшие люди королевства направили ей свои изъявления почтения. От королевской четы она получила громадный ковер с мягчайшим ворсом из далекой Бухары, пламенеющий багровыми и золотыми цветами, словно сокровище волшебной пещеры из восточных сказок. От братьев королевы были присланы два прекрасных берберийских охотничьих кречета и кривоногий карлик с живыми лукавыми глазами. От четы Гастингс – изящный сундучок с принадлежностями для шитья и несколькими выдвижными ящичками. Он был выточен из малахита и оправлен в золото с эмалью. Граф Суррей прислал шахматы. Доска была изготовлена из яшмы и халцедона и отделана серебром и жемчугом, а фигуры изображали королей, королев, епископов, всадников и лучников и были искусно выточены из слоновой кости и черного дерева. Лорд Стенли восхитил ее. Его подарок представлял собой множество штук ткани. Все они: и шуршащая тонкая тафта, и тяжелый драп, и нежнейшее сукно, и переливчатая парча – были самых тонких оттенков зеленого цвета. Имел место подарок от сестры герцога Ричарда – вдовствующей герцогини Бургундской – изысканные четки из черного янтаря, какие умели изготавливать только в Брюгге, во Фландрии, а также миниатюрный молитвенник от давнишнего врага Анны, Джона Мортона, епископа Илийского. Были и иные подношения от лиц, имена которых Анна едва могла вспомнить, а некоторых не знала вовсе. Но самый дорогой подарок принадлежал Генри Стаффорду, герцогу Бэкингему. В плоском футляре из шагреневой кожи с золотым тиснением, воспроизводящим его монограмму, покоилось сказочной красоты изумрудное ожерелье. Каплевидные светло-зеленые камни идеальной огранки и чистейшей воды покоились тремя рядами на матовом бархате футляра, скрепленные плоскими золотыми цепочками, словно таинственное сокровище феи лесов. Анне еще не доводилось видеть подобного великолепия. Она едва решилась прикоснуться к ожерелью. Изумруды… Цвет ее глаз.
Знал ли Бэкингем, что преподносит ожерелье той самой Анне Майсгрейв, которую он поцеловал в замке Нейуорт? На внутренней стороне крышки футляра был отчеканен золотом девиз Генри Стаффорда: «Вспоминай меня часто». В этом был скрытый намек. Анна улыбнулась. Она была благодарна Бэкингему за нежное романтическое волнение, что он вызвал своим подарком, за то, что его любовь подарила минутную радость.